Сергей Катканов - Стоит ли об этом

Камень и волны

Волны ласкают
Широкий лоб
Серого камня

Только родившись
Ласкают лоб
Древнего старца

Пенная нежность
Спешит изойти
В ласке минутной

Старый молчальник
Стоит, как стоял,
К ласкам привыкнув

04.09.79.

Поезд

Стук неясный до мерных ударов возрос,
И земля от предчувствий дрожит
В тёмной просеке леса на крыльях колёс
Он предвидится, ветром обвит

Возникает меж сосен его голова,
Жёлтых глаз туповатый обвод.
И как будто от боли очнувшись едва,
Он пронзительно тяжко ревёт.

Оборвавшейся лентой уносится вдаль,
Потонув в затихание полос,
Унося за собой ветровую печаль,
Как призыв, как укор, как вопрос.

Эвридика

Ты назад, мой певец, не гляди, не гляди.
Вместо песни сорвёшься ты в крике.
Пусть смотрящий вперёд счастье ждёт впереди
И поёт о своей Эвридике.

Не глядеть! Не глядеть! Уж открылся в скале
Светлый выход из мрака ночного.
Между ив у реки на цветущей земле
С Эвридикой ты встретишься снова.

Выход близок, но взгляд обернулся назад.
Нетерпение силы лишило.
Пала бездна, завыла и вздыбился ад,
Тень неясную ночь поглотила.

Снова день. На земле одинокий певец,
Взгляды бродят безумно и дико,
Голос глух, пальцы мертвы и виден конец
Страстной песне: «Вернись, Эвридика!»

Гнётся ива, как стан в тот момент роковой,
Над рекою ни песни, ни крика.
Только ветер печально выводит порой
На забытой струне: «Эвридика».

Драматический отрывок

— Не гляди! Счастья нет для смотрящих назад.
— Но ведь может ответ дать единственный взгляд.
Только взгляд — не укор, и не крик, и не стон.
— Захлебнётся костёр, что на льду разведён!

Нож

Нож живой — он и меч, и топор, и кинжал.
Не одно — сотни острых, отточенных жал.

Я закрою глаза — он всегда предо мной —
Колет в грудь, бьёт в лицо и грозит за спиной.

Вездесущ, неотступен, суров, многолик.
Из груди моей вырвет когда–нибудь крик.

Ни удары, ни руки ему не нужны.
Он войдёт мне под кожу как будто в ножны.

Музыка

Музыка с болью о ком–то рыдает,
Звуки дрожат и волной затухают.

Вдруг из падений взмывая дугою,
Мчатся и плещутся в русло другое.

Пропастей ужас! Рискованность взлёта!
Сердце трепещет, узнало кого–то.

Слёзы покорных немых изваяний
Стынут с укором застывших рыданий.

Сердце себя узнавать начинает.
Боль изваяний рыдает, рыдает.

29.07.79.

Ложь наводнила жизнь нашу и мою.
Мы в ней захлебнулись, и выплыть нет силы,
А где–то там, если я говорю: «Люблю»,
То ты отвечаешь: «Мой милый»

Как тень от сути отделились слова,
И мы запутались в этой игре с ними,
А где–то там, если над трупом говорят: «Мертва»
То не плачут, а смеются с улыбками незлыми

Мы лиц человеческих никогда не видали,
Лишь до ушей да к низу приклеенные губы,
А где–то там, если человеку чурбан показали,
То он говорит: «Сработано грубо»

Из мира личин, ложных звуков и самообмана
В «где–то» уйти я давно принял решение,
Но стеной и простором встаёт вечность океана,
И я понимаю, что «где–то» — многоликое разрушение.

Был ли кто при этом — не был
Только хоть кричи
Ведь звезда сорвалась с неба
Потонув в ночи

И, справляя панихиду,
Поезда гудят.
Мы живые будто с виду,
А сердца смердят.

Опьяняющим угаром
Дышат холода.
Не взошла на небе старом
Новая звезда.

14.10.79

Ветер звенит жестяными венками,
Птицы сидят на крестах.
Рядом дощечка с плохими стихами:
«Вечно ты в наших сердцах».

Плиты, надгробья, ограды стальные,
Вон на могиле стакан.
Правда, есть холмики очень простые —
Чуть ли не в пояс бурьян.

Вон на одной крест совсем покосился —
Верно давно уж гниёт.
К ржавой табличке поближе склонился —
Шёл ей 20‑й лишь год.

Может когда–то была чьей–то милой,
Может любила мечтать.
Не кому только теперь над могилой
Даже траву оборвать.

Время и смерть пролегли между нами.
Ты умерла, я живу.
Вроде бы сбегать сейчас за цветами…
Не побегу, не нарву.

На кладбище после дождя

И тепло и паровито,
Вдаль несёт обрывки туч,
На крестах, дождём омытых,
Отразился светлый луч.

Птицы трели рассыпают,
Дышит чёрная земля,
И за шиворот роняют,
Холод влаги тополя.

Пробуждается стремленье
Всё живое полюбить.
Никакого настроенья
Из почтения скорбить.

Небо глубь свою открыло,
Чист дождём омытый лист,
И над солнечной могилой
Воздух влажен и лучист.

Я лежал одурманенный зноем
На зелёной траве уж века
Мочаливо–устало–спокойна
Где–то рядом томилась река

А в провалах дневных сновидений
Кто–то шепчет и шепчет о ней…
Нет, в ушах раздаётся гуденье
Деловитых мохнатых шмелей.

Надо встать и стряхнуть эту дрёму,
Пусть идущему жизнь нелегка.
Чей же голос, до боли знакомый,
Говорит, что лежать мне века?

Вечно длится молчанье
В этом замкнутом вечно кругу.
Обжигают сознанье
Огоньки на другом берегу.

Над холодной волною
Сиянье холодной звезды.
Под бездонностью неба —
Бездонность воды

19.09.81

Милая сторонушка
И знакомый дом,
И резное солнышко
Над твоим окном.

Занавеска белая
На твоём окне.
Помню ты, несмелая,
Улыбалась мне.

Вспомнил я забытое,
Бывшее давно.
Ах, давно закрытое
Для меня окно.

22.11.79

Сумрачный вечер, с тобой мы одни,
Первая встреча, июльские дни.
Нежно–коричневый бархат руки
Робкие всплески притихшей реки.

Берег реки заметает зима,
Шапки одели в деревне дома.
Сквозь неотступную зимнюю дрожь
Вижу, как ты в лёгком платье идёшь.

Волны тёмные не знают,
Как я в мире одинок.
Грустно волны набегают,
Тают волны возле ног