Виталий Станцо - То был мой театр

В тот поздний и давний январский вечер я впервые ощутил вкус концентрированного варева лихих таганских инсценировок - неважно, прозы или поэзии. Не помню многих деталей того спектакля. В рассказе о нём, как и о "Добром...", неизбежно наслоение многих "Антимиров", смотренных позже. Но помню ощущение праздничности до и в неимоверно большей степени - после спектакля. Помню чрезвычайно простую сценографию Энара Стенберга: желтую треугольную площадку - "треугольную грушу", - чуть смещённую к правой кулисе, и два щита по бокам. На одном, слева - переведенный в графику рублевский лик. Справа - не очень конкретный, хотя и с гагаринскимн чертами, графический же портрет космонавта.

В тот день впервые для меня "открылся" знаменитый впоследствии таганский световой занавес, но работал он не в самом начале спектакля. А начало - возле жёлтого треугольника сгруппированы десятка два молодых ребят, практически все - в черном, выглядят тенями. Свет погас, раздалось гитарное многоголосье, и громыхнули в зал знакомые строки:

Баллотируются герои!

Время

ищет

себе герольда.

Слово всем

мудрецам и дурням.

Марш под музыку!

И двинулись. Двинулось первое поэтическое представление Таганки.

Еще помню, что огненные письмена на заднике в финале:

Все прогрессы -

реакционны,

Если

рушится

человек! -

полыхали не очень ярко, бледнее воспринимались, чем произнесенное поэтическое слово, и что самым мощным ударом финала было хоровое:

Художник первородный -

Всегда трибун,

В нём дух переворота

И вечно - бунт.

Это из "Мастеров" и про Мастеров, в том числе Мастеров из моего Театра.

Навек запомнилось суммарное ощущение от спектакля - революционно-праздничное. Ни до, ни после ни один спектакль, в том числе "10 дней, которые потрясли мир", лично у меня не вызывал такого гипнотически-возбужденного стремления к действию. Редкостной силы был спектакль. Недаром его так испугались культурчиновники. "Не пущать!" - хотели! Не вышло: в то время ещё мог сработать обходной манёвр: в 22 часа, в Фонд Мира...

Пишу эти записки для себя, для друзей, но втайне надеюсь, что когда-нибудь их прочтут те, кто лучших таганских, любимовских спектаклей не видел и не увидит. Сегодня "Антимиров" уже нет в репертуаре. Хотя спектакль прошёл больше 600 раз (юбилейные - с участием автора), магнитофонные записи его сохранились в единичных экземплярах. Моя - невысокого качества любительская запись 1974 - года после смерти Володи Высоцкого обошла полтеатра. Но ведь не Высоцким одним жива была и сильна была Таганка! Поэтому про таганские "Антимиры" как спектакль ключевой и революционный постараюсь рассказать здесь как можно подробнее.

Фамилии исполнителей (а состав был не один, в афише 600-го спектакля число 600 в скобочках стояло лишь возле фамилии В.Смехова) указываю те, кто больше всего запомнился в каждом конкретном фрагменте. Спектакль и после того, как отпала необходимость играть его строго "В Фонд мира", неизменно начинался в 22.00 (кроме редких утренних спектаклей - при Любимове Таганка так и не поставила ни одного детского спектакля). Шли "Антимиры" полтора часа плюс-минус пятнадцать-двадцать минут, в зависимости от состава и "начинки" - со временем "Антимиры" станут спектаклем открытой формы, содержимое его будет меняться (частично!) по мере того, как менялись и театр, и автор. Но об этом - позже, сначала о спектакле в начальном - образца 1965 года - его варианте. Подспорьем памяти будет единственная в своем роде книга. О ней два слова.

Первую мою книжку "Антимиров" зачитали родственники. Году в 1971-72-м в фойе Ленинградского БДТ кудлатенькая киоскерша продавала всяческую театральную литературу, в том числе и ротапринтные реперткомовские малотиражные издания, больше всего похожие на амбарные книги. Была среди них и книжица "Антимиры. Сценический вариант Московского театра драмы и комедии", тираж - 500 экземпляров. Не знаю, сколько их сейчас сохранилось, но мой, купленный в тот день, - единственный. Его грязно-желтая бумажная обложка изменена: наклеены куски "антимирной" таганской программки (куда более симпатичной), и вся она испещрена автографами дорогих мне людей - тех, кто делал этот спектакль: Любимова, Вознесенского, Высоцкого, Спесивцева, Демидовой, Кузнецовой, Додиной, Смирнова, Соболева, Жуковой... Есть и слегка развёрнутые подписи: "XX век, А. Васильев" - в продырявливаемом сигаретой (как в спектакле) воздушном шарике; "На дружбу с Таганкой" - Валера Золотухин; простое "С уважением" - Зина Славина; "Володе Стаганцо" - это, конечно, шкодничает Венечка Смехов.

Сыну велено после меня отдать эту книгу в музей Таганки. Если, конечно, будет Таганка и будет музей. А нет, так в Бахрушинскнй.

Откроем же уникальную эту книжку, поставим на магнитофон десятилетней давности запись и память поворошим. Итак, треугольная груша на сцене, тусклый свет, двинулись тени обоего пола - хоть и в брючках и в свитерках все, но очень уж скрывать женские прелести у таганцев не было принято. Недаром же Андрей Вознесенский начертал углем, дегтем или черной тушью на стене любимовского кабинета:

Все богини -

как поганки

перед бабами

с Таганки!

(Пунктуация и разбивка лесенкой - моя, но мне кажется, что Вознесенский написал именно так. Впрочем, пока это ещё можно проверить.)

Щиты с графическими портретами но бокам - важная деталь сценического интерьера. Минуту спустя после начала представления мальчишка-травести разломает их по вертикали. И соединит заново - по-наоборотному! Линия нимба совпадет с линией космического скафандра, будущее с прошлым зримо пересекутся. Пересекутся они и в нас.

После "Марш под музыку!" (а подавал эту команду Высоцкий) двинутся фигуры, перестроятся. Лица - в зал, и торопливый речитатив хором:

Дышит время,

разинув урны,

избирательные и мусорные!

Микрофоны и объективы

Всё фиксируют

объективно.

Это будет не эпатаж -

а протокольный репортаж!

Чертёнком вывалится из группы втором таганский пацан Люсеньки Комаровской. Он в смешной кепке, скрывшей девчоночьи её волосы, лукавый, какими бывают только актрисы. Он перемешает, сместит времена на портретах, он и будет гидом нашим, связывая напрямую в единую цепь спектакля самостоятельные, вроде бы, стихи. Но недаром же составили они одну книгу! И это тоже урок Таганки.