Джордж Стейн - Элитная гвардия фюрера. Организация, структура, цели и роль во Второй мировой войне. 1939—1945

Пока Гитлер ждал сводок об успешном продвижении Штайнера, русские, прорвав внешнее кольцо обороны города, вошли в северные пригороды Берлина. Утром 22 апреля, невзирая на постоянные звонки из бункера, никаких достоверных сведений о броске Штайнера так и не поступило. Из Хоэнлихена, правда, позвонил Гиммлер и заверил, что, мол, наступление началось, но штаб люфтваффе докладывал, что ничего не начиналось. В конце концов к полудню достоверные сведения все же поступили – Штайнер так и не перешел в наступление, поскольку ни одно сколоченное наспех по приказу фюрера соединение в его распоряжение так и не поступило. Но, успокаивал он своего фюрера, завтра он точно начнет атаковать. Естественно, если подтянутся войска.

Эта новость добралась до Гитлера как раз во время оперативного совещания в полдень. Он был уже на грани истерического припадка, это понимали все из его окружения. Так и произошло – в течение следующих пяти часов фюрер буйствовал. Наступал конец. Он уже не мог продолжать осуществление верховного командования войсками. Он лично умрет в Берлине, а все, кто хочет, могут отправляться на все четыре стороны [447].

Эта драматическая сцена описана не раз. Все отчеты основываются главным образом на расследовании Тревора-Ропера, которое, в свою очередь, опирается на свидетельства многочисленных очевидцев – участников знаменательного совещания в бункере Гитлера [448]. Во всех опубликованных материалах однозначно утверждается, что на решение Гитлера остаться в Берлине повлиял провал наступления Штайнера. Но никто из исследователей не предпринял попытки глубинного анализа истерического припадка Гитлера, сменившегося полнейшей апатией. Вероятно, все считают само собой разумеющимся, что именно крах Штайнера послужил единственной причиной, другой, дескать, и быть не могло. Но провалы военных операций случались и прежде. И не раз, и не два. Более того, Гитлер вообще не склонен был связывать свой настрой с обстановкой на фронтах. И вплоть до 30 апреля – дня самоубийства – Гитлер продолжал вынашивать планы прорыва блокады Берлина.

Что же в таком случае послужило причиной тому, что Гитлер пусть временно, но полностью самоустранился от командования, утратил свойственный ему фанатизм и впал в апатию? Ясный ответ на это дает один из немногих, кто пробыл в комнате для совещаний все пять часов до самого его завершения и поэтому имел возможность слышать все, что говорилось там. Это – стенографист Гитлера Герхард Херргезель. Упомянутый стенографист (прихватив с собой и стенограммы совещания) вылетел в Берхтесгаден последним самолетом из Берлина. Там, несколько дней спустя после подписания акта о капитуляции, он заявил корреспонденту журнала «Тайм», что все надежды Гитлера рухнули именно потому, что, мол, ваффен-СС не оправдали его надежд. Причем не просто не оправдали надежд, по выражению Тревора-Ропера. Гитлер неоднократно упоминал о заговоре против него еще задолго до провала Штайнера. Вне всякого сомнения, решающим фактором была его убежденность в том, что его верные «преторианцы» бросили его на произвол судьбы [449].

Вспоминая о том, что говорил Гитлер, Херргезель утверждает: «Он перестал доверять вермахту уже давно… А в тот день (22 апреля) из его уст впервые прозвучали слова о том, что он больше не доверяет и ваффен-СС. Он всегда рассчитывал на ваффен-СС, как на элитные войска, которые ни при каких обстоятельствах не подведут его». Более того, Гитлер был убежден, что обязан сражаться за Германию до последнего, но «поражение войск СС, их неспособность сдержать натиск русских севернее Берлина, по-видимому, окончательно похоронили его веру в них». Херргезель вспоминал, что «фюрер всегда свято верил, что нет силы, как бы многочисленна и хорошо вооружена она ни была, против которой нельзя было бы сражаться, но теперь последние резервы (ваффен-СС) были повержены».

Но ваффен-СС были далеко не повержены. На самом деле подавляющее большинство рядовых эсэсовцев продолжали хранить верность их девизу – «Meine Ehre heisst Тгеие» («Моя честь – в верности») [450]. И, надо сказать, ваффен-СС ожесточенно сражались до самого последнего дня войны. А что до тех, кто позабыл о своем девизе, так это были в основном высшие чины СС, включая их рейхсфюрера Генриха Гиммлера.

Одним из высших чинов был и Феликс Штайнер. По мнению Гитлера, Штайнер нарушил присягу. Несмотря на приказ, Штайнер так и не начал наступать. О причине уже упоминалось выше: Штайнер прекрасно понимал, что не располагает необходимыми для такой операции силами. В своих мемуарах он пишет, что в его распоряжении был «от силы корпус» [451]. К тому же он сознавал, что ни от кого помощи ждать не приходилось – 9-я армия Буссе была уже в кольце окружения, а 12-я армия Венка состояла лишь из нескольких основательно потрепанных дивизий. «Принимая во внимание сложившуюся обстановку, – заключил

Штайнер, – данная операции представлялась просто смехотворной». Что же касалось обещанных Гитлером «подкреплений», они состояли из 5000 солдат люфтваффе и группы мальчишек из гитлерюгенда, вооруженных лишь винтовками или автоматами.

На следующий после нервного срыва день Гитлер вновь стал проявлять интерес к тому, что происходило на фронте. Первым делом освободил Штайнера от должности командующего, заменив его генерал-лейтенантом Хольсте, до этого командующего одним из корпусов в армии Венка. Хольсте вместе со Штайнером быстро договорились о том, чтобы не обращать внимания на причуды фюрера, в результате Штайнер так и продолжал де-факто командовать армией. После этого Гитлер направляет на фронт Кейтеля и Йодля для установления связи с силами, которые должны были осуществить прорыв кольца блокады Берлина. И Йодль отправился в штаб Штайнера, а Кейтель, соответственно, в штаб 12-й армии Венка [452].

25 апреля «армия» Штайнера, получившая незначительное пополнение, снова была брошена в наступление на Берлин. Согласно журналу боевых действий ОКВ, Штайнер на этот раз подчинился приказу свыше и его части (в основном вермахта, но не СС) сумели создать плацдарм на канале Одер – Хафель. Однако относительно слабые силы немцев не были помехой танковым дивизиям Красной армии, поэтому наступление уже очень скоро было остановлено. 27 апреля русские ударили в тыл армии Штайнера, пришлось развернуть две лучшие дивизии для отражения этого удара. В 15 часов, как сообщается в журнале боевых действий, у Штайнера «…не было иного выхода, как прекратить наступление» [453]. По вполне объяснимым причинам ни Кейтель, ни Йодль так и не осмелились доложить об этом Гитлеру, который, впрочем, и не знал о том, что Штайнер продолжал командовать сосредоточенными севернее Берлина силами.