Валентин Аккуратов - Ленинградская хроника ПС-84

— Что этот дьяволенок делает, а? — говорит Сергей. — Улыбается, а у самого на лбу крупные капли пота.

— Наверное, «вслепую» никогда не ходил. Летную школу–то окончил полгода назад. Никакого опыта, кроме боевого.

— Но Афанасий отлично понял наш маневр… Ведь никто не поверит такому!

— А ты еще надеешься, что кому–нибудь сумеешь рассказать? Доля секунды — и нет двух самолетов. В Ладоге достаточно воды, а в сводке появится короткое сообщение: «С боевого задания на базу не вернулись…»

— Ладно, продолжай набирать высоту поосторожнее, — сказал я и встал, — посмотрю, как он ведет себя на подъеме.

Картина, которую я увидел, могла потрясти по своему неправдоподобию любого летчика: совсем рядом шла «Чайка», синхронно повторяя все плавные маневры нашего самолета. Машины, словно слитые воедино и управляемые одной рукой, шли «слепым» полетом. Тихо прикрыв дверь, я вернулся в пилотскую. Орлов скосил на меня глаза, глубоко вздохнул, но ничего не сказал.

Вдруг, словно невидимая рука раздернула облачные занавеси, мы выскочили в голубую эмаль неба, позолоченную ослепительными лучами солнца, а уже впереди нас, чуть пониже, покачиваясь с крыла на крыло, стремительно скользила «Чайка» и, сделав глубокий вираж, пошла на набор высоты. И столько в ее свободном движении было радости и уверенности, столько счастья, что мы сразу забыли те минуты, когда, казалось, в обнимку шли к неизбежному своему концу. Во все глаза мы восторженно следим за Афанасием. Вот он, превратившись почти в точку, поблескивая в лучах солнца, камнем ринулся в пике, оставляя за собой перламутровый шнур конденсата, и тут же перешел на каскад фигур высшего пилотажа.

— Фрицы! Один, два… четыре! — крикнул Сергей и бросился в свою башню. Со стороны солнца, прячась в его блеске, наперерез «Чайке» хищно скользили истребители. Два из них, заметя нас, ринулись вниз, заходя в хвост, а два пошли наперерез «Чайке».

— Кажется, доигрались! — крикнул Орлов, пикируя к земле. Прижав машину к верхушкам деревьев так, что зелень леса волной побежала от струй винтов, он скользнул в широкую просеку.

Афанасий, видно, вовремя заметил подкрадывающихся к нему истребителей: подпустив их на дистанцию огня, перевернулся через крыло и сразу оказался сзади «мессеров». Длинная трассирующая очередь его крупнокалиберных пулеметов впилась в задний истребитель. Видно было, как от фюзеляжа отлетали какие–то куски, и вдруг черный шлейф дыма длинной струей вырвался из–под мотора, а самолет под крутым углом понесся вниз. Оба «мессера», атакующие нас, оставляют «лайбу», чтобы сначала разделаться с «Чайкой». Вскоре истребители — наш и вражеские — закрутились в бешеном водовороте атак. Кто кого бьет — понять было нельзя.

— Наши, наши! Яки идут! — радостно закричал Сергей по внутренней связи.

Со стороны аэродрома, из голубой выси, прямо на фрицев в стремительном пике неслась стайка из четырех остроносых истребителей.

Фашисты заметили их, оставили «Чайку» и начали быстро уходить на юго–восток, а Афанасий слева подошел к нам и, улыбаясь, показал указательный палец. Мы делаем ему знаки, чтобы не подходил очень близко, но в это время впереди появляется аэродром, «Чайка» отваливает влево, а мы с ходу идем на посадку.

Через несколько минут подрулил Афанасий. Выключив мотор, он подбежал к нам. На лице смущение и виноватая улыбка:

— Понимаете, не заметил, как вошли в облачность…

— Страху ты, конечно, на нас нагнал. Забудем об этом. Прими поздравления за сбитого фрица.

— Принять бой с четырьмя «мессерами»… — заметил Орлов, — когда мог спокойно уйти, благо аэродром рядом…

— Как я мог уйти и бросить вас?! Тоже додумались! — В словах его было столько острой обиды, что он вновь показался нам обыкновенным мальчишкой…

Шли дни. Город Ленина оборонялся с неведомой человечеству стойкостью и мужеством. Голод, снаряды и бомбы косили людей. С наступлением зимы на ленинградцев обрушился еще и холод.

Наши полеты продолжались. Ни ясное небо, ни трассирующие струи пулеметного огня, ни мертвая, ледяная хватка циклонов — ничто не могло остановить. Ежедневно, меняя только часы и курсы полетов с целью дезориентации противника, мы прорывались в Ленинград. Наступившая зимняя непогода только помогала нам. Озеро покрылось льдом. В ясные дни мы пересекали его зеркальную гладь в паутине огня сражающихся истребителей, в снегопады и туманы прижимались к его оледенелой груди и, стиснув зубы, до боли напрягали глаза, чтобы вовремя обойти препятствие. Но нам везло. Ястребки мужественно прикрывали нас от «мессеров», а с циклонами мы научились говорить на равных в Арктике.

К концу декабря мы выполнили сорок прорывов, но работы было еще много. В помощь к нам из Москвы прилетел экипаж летчика Еременко на скоростном бомбардировщике «СБ». Это был опытный экипаж полярной авиации, в совершенстве владеющий «слепым» полетом.

В один из дней, когда из–за погоды истребители не летали, он стартовал вслед за нами. Видимость со средины озера неожиданно улучшилась. Продолжая полет на бреющем, мы благополучно сели на аэродроме. Пришло время прибытия Еременко. Но его не было. Запросили Поденное Поле, Тихвин, Череповец — не вернулся ли к ним «СБ»? Ответ был один: Еременко у них нет. На следующий день после возвращения из Череповца в Ленинград мы узнали, что самолет «СБ» сбит фашистскими истребителями. Он, горящим, сел на тонкий лед, который не выдержал его тяжести и утонул. Экипаж погиб, за исключением бортмеханика Макарова, снятого со льда канонерской лодкой.

Потеря товарищей еще больше ожесточила наши сердца, и мы поклялись выполнить и их незаконченное задание.

Шел к концу второй месяц наших полетов. По узкому коридору через Ладогу, контролируемому немецкой авиацией, по еще не окрепшему льду озера была уже проложена дорога для автотранспорта. Летая над этой ледовой трассой, мы не раз видели, как рвались и переворачивались хрупкие льды под фугасными бомбами и автомашины исчезали в кипящей пучине, а люди барахтались в месиве крови и битого льда. И все–таки дорога жила. Теперь мы ходили даже в ясную погоду без сопровождения, освободив истребители для охраны «Дороги жизни».

Вскоре фашистские летчики заприметили нашу машину. Сбитый нацистский пилот, спасшийся на парашюте, на допросе сообщил: «За уничтожение экипажа полярных летчиков командование назначило приз — месячный отпуск».

Часто опытные и обстрелянные летчики, давно открывшие счет сбитых ими фашистских самолетов, нас спрашивали: «Не страшно вам летать на вашей «лайбе» в этом пекле? Вы же живая мишень».

Ответить, что не страшно, было бы ложью. Страх перед смертью у нормального человека существует всегда. И чем больше подвергаешься опасности, тем острее это ощущение. Главное — это уметь подавить страх. Странно, но чувство страха приходит не в момент боя, а после, когда остаешься наедине со своими мыслями…