Валентин Аккуратов - Лед и пепел

— Вот там–то, в первом же нашем полете, — продолжил он, — осматривая заливы Новой Земли, мы попытались связаться с полярной станцией Малые Кармакулы. Но она не ответила, хотя до нас оставалось не более пятидесяти километров. Каково же было наше удивление, когда, подойдя к станции, мы ее не обнаружили. Там, где были жилые постройки и стояли мачты радиостанции, зловеще чернели головешки — и никого! Делая широкий круг над бухтой, мы заметили далеко в тундре группу людей, которые ложились в виде посадочного знака, буквы «Т». Пожар, сгорели, но почему люди не у пожарища, а в тундре? Качнув крыльями, пошли на посадку. К берегу из тундры бежали люди, заросшие, полураздетые, с почерневшими обмороженными лицами, падая от усталости, они что–то кричали, но шум работающих на малом газу моторов заглушал их слова. Мы выключили двигатели и на клипер–боте пошли к ним.

— Ребята, братцы! Это мы, мы! Экипаж… зимовщики! Лодка подводная… — слышались их слова.

И тут я узнаю среди этих людей Илью Павловича Мазурука, Матвея Козлова, Глеба Косухина.

«Илья, ты? Что с вами? Где ваши самолеты, почему сгорела станция?!» — закричал я и выскочил на берег. Мы крепко обнялись.

«Надо немедленно уходить. Нас обстреляла немецкая подводная лодка, кажется, со знаком Ю-255. Может всплыть и сейчас. Все расскажу в полете!» — коротко и спокойно объяснил Мазурук.

За три ездки на клипер–боте мы перевезли людей и тут же ушли в воздух, взяв курс на Архангельск.

Голодных и обмороженных, мы кормили их в кают–компании и за штурманским столом, так как все в одном отсеке самолета не помещались. Оленье мясо, консервы и горячий кофе быстро привели их в чувства. Илья Павлович сел на первое сиденье в пилотской и начал рассказ.

«По заданию мы разыскивали американские и английские шлюпки с торпедированных кораблей — чтобы снять с них моряков. Мы вышли на поиск, но в районе предполагаемого местонахождения был густой туман. После нескольких часов полета на бреющем мы решили вернуться в Малые Кармакулы, где было горючее, переночевать и с утра продолжать поиски. В бухте вместе с нами заночевала вторая «каталина» из Мурманска. Поставив машины на якоря и оставив на них наблюдателями вторых пилотов и бортмехаников, оба экипажа отправились спать на зимовку. Уставшие от долгого полета, мы заснули мгновенно.

Проснулся я от страшного грохота, и когда открыл глаза, вместо потолка увидел голубое небо и пламя, бушевавшее вокруг. Не понимая, что произошло, я схватил одеяло, чтобы защититься от огня, и в чем был, выскочил на улицу.

То, что я увидел, сразу привело в чувство. Дом и пристройка пылали, как факел, а кругом рвались снаряды и свистели пулеметные очереди. В бухте горели наши гидросамолеты. От них к берегу плыли Матвей Козлов и двое со второй «каталины», а у входа в бухту стояла фашистская подводная лодка и обстреливала нас. Вытащив приплывших из воды, мы, прячась за камни, побежали в тундру. Там скрывались несколько дней, без продуктов, без оружия и без верхней одежды. Федор Петров, мой второй бортмеханик, был убит, тело его ушло на дно бухты, вместе с обломками «каталины».

«Откуда же взялась подводная лодка?!»

«Если бы мы знали! Кто мог предположить, что она появится так далеко от своей базы? Э, да что тут говорить! Проворонили, проспали! А ведь наблюдатели видели, как она всплывала. Приняли за свою. Никогда себе этого не прощу! Вояка, тоже!»

Он так переживал и терзался, что я налил ему целую кружку спирта, и только тогда, успокоившись, он продолжил рассказ.

«Эта лодка из «волчьей стаи» адмирала Риделя. Это они топят караваны транспортов, идущих к нам с грузом ленд–лиза. Ведь что обидно — мы же знали: в этих местах в первую мировую войну у немцев была организована подзарядная база подводных лодок. Где–то рядом с Малыми Кармакулами…»

— Мы доставили их в Архангельск, а через трое суток Мазурук уже барражировал в Баренцевом море. Не знаю, удастся ли ему отыскать свою «крестницу». Думаю, да. А мы завтра уходим в свою «тихую обитель» на восток, — закончил свой рассказ Каминский.

На рассвете, тепло попрощавшись, мы разлетелись по своим путям–дорогам. Трудными и сложными были эти дороги. Со многими они больше не пересекались.

Кончился 1942 год. Кончился победой нашей доблестной армии под Сталинградом. Но пламя войны еще мощно бушевало на родной земле. Я не мог больше оставаться в экипаже гражданского самолета и, порвав бронь, явился к Александру Евгеньевичу Голованову, командовавшему тогда Авиацией дальнего действия. А уже через неделю на летающей крепости Пе‑8 направлялся к логову фашистов. Мы летели бомбить военные объекты коричневого рейха.