Лев Лурье - Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Очень Берия был, знаете, ухажер большой. Я что знаю: когда он меня вез из Москвы, через Баку тогда ехали пять дней. Поезд отдельный, с поваром, всё так готовили, что дома не можешь так, кухня у него была, что вы говорите! И все менгрельцы – то мамалыгу готовят, то кто что хотел. По дороге заведут одну женщину, на следующей станции сбросят, потом вторую, третью. Первый день она у Берии, а потом чекисты – там рядом его обслуживали – он передавал по рукам. И когда мы подъехали уже к Тбилиси, жена должна была его встретить, одна женщина не хотела сойти. И вот тайком, тайком – а курчавая такая женщина была, черноглазая, так эту женщину выгнали насильно, она кричала, орала, да что там… Испорченный был человек.

В Сухуми мы записали интервью с Адиле Аббас-оглы, вдовой шурина Нестора Лакобы. Она лично общалась с Берией в доме Лакобы в 1936 году. Дело в том, что отец Адиле был против ее раннего брака и написал жалобу Берии. Первый секретарь заинтересовался этой историей, вероятно, как компрометирующей семью Лакобы. Сразу скажем, дальнейшего развития дело не получило. Но этот простодушный рассказ деревенской девушки дает нам интересный поведенческий портрет Лаврентия Павловича. Кроме того, он отражает репутацию нашего героя в Абхазии, несомненно, навеянную слухами о его эротических похождениях.

Итак, Адиле Аббас-оглы:

2-го мая Берия приехал в Сухум. И когда он приезжал, он останавливался на даче, и приходил в гости к Нестору, как друг. И как-то появился у Нестора в доме и захотел меня увидеть, кто я. Сария прибежала к нам и сказала: «Диленька, быстро одевайся прилично и приходи, у нас очень большой гость». Сказала, что он хочет меня увидеть, потому что к нему попало письмо моего отца, в котором тот жалуется на Сарию – якобы она обманом выдала его несовершеннолетнюю единственную дочь за своего брата Гамида Джих-оглы. Сария просила меня сказать, что мне уже семнадцать и в дом Лакоба я вошла по собственной воле.

Я уже была напряжена, потому что я о нем столько слышала, перепуганная, быстро поднялась. Между Нестором и Сарией посадили меня. Когда я зашла, не знала, как себя вести, потому что я при Несторе стеснялась разговаривать, молодая еще была. А он мне шепнул по-абхазски: «Подойди и поздоровайся по абхазскому обычаю». Но абхазский обычай, знаете, гостя обнимают, целуют. И я перепуганная подошла, только я не смогла его в щеку, я пиджак поцеловала и уже меня дрожь пронзила, а он меня крепко обнял.

Сария видела мое замешательство, быстро говорит: «Иди, садись с нами». А я при Несторе рядом никогда не сидела. Ну, 16 лет, сами знаете. Выпили за Сталина, стоя все. Это у Нестора было обязательно. Первый бокал за Сталина. Второй тост Берия поднял и сказал: «За двух красивых женщин, Сария и Адиле». Я совсем растерялась. Покушали немножко, Берия отодвинул свой стул и глазами впился в меня, насквозь. Я такой страх испытала! Даже когда вспоминаю – дрожь берет меня. «Сколько Вам лет?». Я говорю: «17». «17?», так он удивленно на меня посмотрел. «Почему Ваш отец написал письмо?». «Потому что я была молодая очень. Он не хотел, чтоб я так рано вышла замуж». А он губу выпятил и прямо кушает меня. Сверлит глазами, что он хотел, не знаю. Страх такой навел. Сария видит, что я не могу собой овладеть, она завела патефон, лезгинку и шепнула мне на ухо: «Танцуй, и держи себя свободно». А я рада была вскочить, что угодно, только бы не смотреть на его глаза страшные. И я танцую, и уже устала, а патефон продолжает, а он хлопает в ладоши. «Молодец, – говорит, – как танцует хорошо!»

В это время открывается дверь, появляется мой муж. Он узнал, что я у Сарии, там Берия. А он его же знал хорошо. Он зашел, поздоровался вежливо со всеми, а потом сказал: «Дили, ты забыла, нас ждут в гостях». Обманул. Я сейчас же выскочила, рада была, куда угодно, только бы не видеть его. Пошли домой, он мне сказал: «Я тебя прошу, когда этот человек приезжает – не показывайся».

Больше я его не видела. Только слышала, что он после Сухума поехал в Гагры, и тихо ехал, все поглядывал и увидел одну красивую девушку. А эта девушка, между прочим, родственница теперешнего нашего президента Багапша. Она очень красивая. Она знала, о нем слышала. Бедная, спряталась в мандариновые кусты и потом рассказывала: «Я так перепугалась, когда он на меня посмотрел». Вот какой человек был, понимаете? И морально, и физически, наглый, грязный человек, но он чувствовал, что он со Сталиным сблизился.

Сталин не считал «бабничество» сколько-нибудь существенным пороком. Не осуждал он и потребление алкогольных напитков. Пьянство и разврат, с его точки зрения, были пороки не смертельные, а слабости подчиненных позволяли лучше ими управлять и держать в узде.

Лаврентий Берия умел играть роль Аракчеева, «без лести преданного» слуги вождя. Он готов был выполнить любой приказ без какой-либо рефлексии. У Берии не было никаких высоких покровителей, кроме самого Сталина. Он вечно конфликтовал со своими непосредственными руководителями (позже как на подбор оказавшимися врагами народа), в нужный момент без колебаний предавая бывших друзей.

Идеологией первый секретарь партии на самом деле не интересовался. Мы не знаем ни одного сказанного им свежего слова в коммунистической теории. Даже зануда и бюрократ Молотов представляется гением марксизма по сравнению с Берией. Презрение к идеологии чувствуется во всей жизни и деятельности нашего героя. Внутри себя он считал, что руководствоваться следует здравым смыслом, а не отвлеченными теориями.

С другой стороны, глава закавказских коммунистов ловко ориентировался в идеологической конъюнктуре. С октября 1931 года, после того как в журнале «Пролетарская революция» было опубликовано письмо Сталина историку А. Г. Слуцкому, стало очевидно: создается новая история коммунистической партии, в которой оба ее вождя – покойный Ленин и правящий Сталин – должны представать совершенно безгрешными. Любое дело, в котором они участвовали, именно ими и возглавлялось. У них не было равных.

Как мы уже говорили, наиболее сложным для официальной биографии Сталина был закавказский период. Еще оставалось много живых свидетелей, знавших и о тех, кто совершал не меньшие революционные подвиги, чем Иосиф Виссарионович, и о «сомнительном» взаимодействии вождя с меньшевиками и дашнаками и об участии в кровавых экспроприациях.

Борьбу за «правильную» сталинскую биографию грузинская партийная печать начинает в 1932 году, как раз тогда, когда руководителем Закавказья был назначен Лаврентий Берия. В марте 1932-го «Заря Востока» перепечатывает появившуюся в «Правде» критическую статью, направленную против директора Тифлисского института истории партии Тенгиза Жгенти. Он в своей статье «Некоторые эпизоды из партийной работы после 1905 г.» якобы исповедовал «националистическую антибольшевистскую точку зрения на историю Грузии 1917–1927 года». В примечании редакция «Зари Востока» выражает удивление и возмущение тем, что грузинская печать не заметила ошибок Жгенти немедленно. Впрочем, в газете говорится, что руководитель компартии Грузии Берия уже подверг критике работу Жгенти на VIII съезде партии в январе 1932 года. После статьи в «Правде» Жгенти сняли с должности, а его работу изъяли из библиотек.