Алексей Карпов - Андрей Боголюбский

Заблаговременно же были увезены или уничтожены все запасы продовольствия, которыми могли воспользоваться враги. Осаждать город предстояло в очень тяжёлых условиях — во-первых, зимой, а во-вторых, при почти полном отсутствии хлеба и кормов для коней.

Объединённая рать подступила к городу 22 февраля, в первое воскресенье Великого поста («в неделю на Събор», как определяет этот день автор Новгородской летописи). Суздальские и смоленские полки расположились не у самого города, но в некотором отдалении от него. Как водится, начались переговоры, съезды послов с обеих сторон. Переговоры продолжались в течение трёх дней, но ничем так и не завершились. Штурм города сделался неизбежным.

Решающее сражение под стенами построенного новгородцами острога пришлось на среду 25 февраля. Место главного удара рати Андрея Боголюбского нам известно: основные события развернулись там, где впоследствии новгородцами будет выстроен монастырь Рождества Богородицы «на Десятине». Остатки этого монастыря существуют и поныне в Людине «конце» на Софийской стороне Новгорода (нынешняя Десятинная улица). Основан монастырь был только в 1327 году, а прежде здесь, по всей вероятности, проходила граница городской территории, которую новгородцы и окружили временными стенами {287} . «А новгородьци вси бяху за острогом, не можаху бо противу их стати, нъ токмо плакахуся, кождо себе видяще погыбель свою», — продолжает нагнетать чувство безысходности автор «Слова о Знамении…». По его словам, суздальцы разделили между собой улицы Новгорода — каждому из отрядов должна была достаться заранее определённая часть добычи. В действительности, однако, плач и сетования не помешали новгородцам изготовиться к битве. «…И бьяхуться крепко с города», — констатировал суздальский летописец, автор рассказа о новгородской осаде.

В течение всего дня инициатива переходила то на одну, то на другую сторону. В смоленской рати особенно отличился князь Мстислав Ростиславич, недаром прозванный Храбрым. Ему удалось прорваться внутрь городских укреплений, однако развить успех смолянам не удалось; не поддержали их и суздальские полки. «…И приходяще полки, бьяхуся крепко у города; Мьстислав же бе въеха в ворота и, побод (проткнув, поразив. — А. К.) мужей неколько, возворотися опять к своим», — сообщает киевский летописец, в рассказе которого сохранились фрагменты придворной летописи смоленских Ростиславичей [143].

Перелом в битве наступил к вечеру. «…И бишася в[е]сь день, и к вечеру победи я князь Роман с новгородьци силою крестьною, и Святою Богородицею, и молитвами благовернаго владыкы Илие месяца феураря в 25 [день], на святого епископа Тарасия», — читаем в Новгородской Первой летописи. Суздальский летописец также не смог скрыть масштаб постигшей его войско катастрофы: «…И многы избиша от наших, и не успевше ничтоже городу их». О причинах этой катастрофы трудно сказать что-либо определённое. Мужество ли новгородцев или ещё и раздор в рядах наступавших, какие-то противоречия между суздальцами и смолянами были тому виной, но войско Боголюбского бежало в панике. Автор Ипатьевской летописи объяснял случившееся мором, внезапно вспыхнувшим в рядах Андреевой рати: «Бысть же мор велик в конех и в полкох, и не успеша ничтоже городу их» [144]. Подобное действительно встречалось в военной истории средневековой Руси. Но объяснять всё мором и эпидемиями было бы неправильно. Мы ещё убедимся в том, что внезапная паника, поспешное отступление с поля боя при подавляющем численном превосходстве будут отличительной чертой не одного похода, организованного Андреем Боголюбским в последние годы жизни. Всё же, наверное, трудно ожидать, что войско — в отсутствие своего предводителя — способно непоколебимо выполнять его волю и стоять насмерть. Однажды у Андрея получилось добиться успеха в большой войне, лично не участвуя в ней. Но тогда, у Киева, он встретился далеко не с таким сильным сопротивлением. Новгородцы же сражались и более умело, и более отчаянно [145].

Отступление суздальского войска оказалось очень тяжёлым. Было потеряно много людей, а ещё больше — лошадей, причём не только из-за продолжавшегося мора. Напомню, что дело происходило в самом конце зимы, и отступавших поразил жесточайший голод. «…И возвратишася опять, и одва в домы своя приидоша пеши, а друзии люди помроша с голоду. Не бысть бо николи толь тяшка пути людям сим: друзии бо от них и кони ядоша в великое говенье (то есть в Великий пост. — А. К.)». Деталь более чем красноречивая! Вот когда вспомнили о том, что война пришлась на постные дни. Поедать в пост конину показалось летописцу куда б о льшим грехом, нежели проливать человеческую кровь!

Это о тех, кто сумел уцелеть и добраться до дома. Многие же оказались в новгородском плену. «И купляху суждальць по 2 ногате», — свидетельствует новгородский летописец. Мы уже примерно знаем, что могла означать эта фраза. Столь низкая цена на суздальских пленников говорит о том, что подобного «товара» оказалось в Новгороде с избытком и продавали его дешевле некуда. В Новгороде в течение ещё многих столетий повторяли слова о «двух ногатах» — настолько они льстили самолюбию новгородцев. «И оттоле отъяся честь и слава суздальская», — заключал свой рассказ о новгородском побоище автор «Слова о Знамении…»; «чюдная победа и дивное одоление» это «удивляеть умы, ужасает помысл: безоружны бо оружных побеждааху!» — восклицал автор Службы на праздник Знамения от иконы Божией Матери, составленной в Новгороде в XIV столетии {288} . А позднейший псковский книжник, обрабатывавший текст того же «Слова…» для своей летописи, добавил ещё одну яркую подробность: уцелевшие суздальцы бежали, «ничтоже вземше, ни полонивше, толко взяша земли копытом» {289} . Прах под ногами коней и стал их единственной добычей в этой войне. А это, между прочим, имело очень серьёзные последствия для будущих войн суздальского князя. Привыкшие под знамёнами Андрея одерживать верх, суздальцы и ратники из других городов и земель столкнулись с тем, что могут терпеть и сокрушительное поражение. Такое не забывается. Память о жестоком разгроме и паническом бегстве ослабляет боевой дух воинства гораздо сильнее, чем самая изощрённая пропаганда противника.

Новгородский летописец, современник событий, объяснял столь грандиозную победу своего войска «крестного силою» и помощью Пресвятой Богородицы, заступницы Великого Новгорода, а также молитвами новгородского архиепископа. В Суздальской летописи об этом сказано чуть более подробно. «Се же бысть за наши грехи», — объясняет неудачу своей рати автор, а дальше рассказывает о том, что слышал сам: за три года до описываемых событий, то есть, получается, в 1166/67 году, в Новгороде было знамение, которое видели все люди: в трёх новгородских церквах плакала на трёх иконах Святая Богородица: «…провидевши бо Мати Божия пагубу, хотящую быти над Новым городом и над его волостью, моляшеть Сына Своего со слезами, дабы их отинудь не искоренил…»; этимито слёзными молитвами Пречистой Новгород и был спасён от полного истребления. Больше о чудесном событии ни в каких ранних источниках ничего не говорится, новгородский летописец под соответствующим годом его не зафиксировал. А спустя полтора-два столетия, в первой половине — середине XIV века, в Новгороде было записано сказание, посвященное Суздальской войне 1169/70 года, — «Слово о Знамении Пресвятой Богородицы», где произошедшее было представлено в совершенно ином свете. Грандиозная победа над суздальским войском Андрея Боголюбского — событие, признанное едва ли не главным во всей новгородской истории и ставшее особенно актуальным в эпоху жестокого противостояния Новгорода и Москвы, — объяснено здесь чудом от новгородской иконы Божией Матери, а главным действующим лицом, помимо самой Богородицы, оказывается новгородский владыка Илья (или Иоанн, как называет его автор «Слова…»).