Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 39. Июнь-декабрь 1919

Россия – не Венгрия, Венгрия – не Франция и Франция – не Англия, и потому, кто вносит раскол в Интернационал, руководствуясь опытом какой-либо одной нации, обнаруживает преступную ограниченность ума.

Чего на самом деле стоит опыт России? Кто на это ответит? Союзные правительства боятся дать нам возможность полного осведомления. Но есть две вещи, которые мы знаем.

Прежде всего мы знаем, что революция совершена нынешним русским правительством не по заранее составленному плану. Она развернулась в связи с ходом событий. Начав борьбу с Керенским, Ленин требовал созыва Учредительного собрания. События привели его к разгону этого Собрания. Когда в России вспыхнула социалистическая революция, никто не подозревал, что Советы займут в правительстве то место, которое они заняли.

Затем, Ленин совершенно справедливо убеждал венгерцев не копировать рабски Россию, а предоставить венгерской революции развиваться свободно, согласно ее собственному духу.

Развитие и колебания тех опытов, при которых мы присутствуем, ни в коем случае не должны были вызывать раскол внутри Интернационала.

Все социалистические правительства нуждаются в помощи и в советах Интернационала. Интернационалу надлежит следить за их опытами внимательным и критическим оком.

Я только что слышал от одного друга, недавно видевшего Ленина, что никто не подвергает Советское правительство более свободной критике, чем сам Ленин.

Если послевоенные беспорядки и революции не оправдывают раскола, то не находит ли последний оправдания в той позиции, которую заняли некоторые социалистические фракции во время войны? Признаюсь откровенно, что тут можно было бы найти более разумную причину. Но если, действительно, и имеется кое-какой предлог для раскола в Интернационале, то во всяком случае на Московской конференции вопрос этот был поставлен самым неудачным образом.

Я принадлежу к числу сторонников того взгляда, что прения на Бернской конференции по вопросу об ответственности за войну были только уступкой общественному мнению несоциалистических кругов.

На Бернской конференции не только не было возможности вынести по этому вопросу такое решение, которое имело бы какую-нибудь историческую ценность (хотя оно могло иметь кое-какую ценность политическую), но и самый вопрос не был поставлен надлежащим образом.

Осуждение германского большинства (осуждение, которое было вполне заслужено германским большинством и к которому я с удовольствием присоединился) не могло быть изложением причин войны.

Бернские дебаты не сопровождались откровенными обсуждениями той позиции, которую заняли другие социалисты по отношению к войне.

Они не дали никакой формулы поведения, обязательного для социалистов во время войны. Все, сказанное Интернационалом до того времени, заключалось в том, что, когда война носит характер национальной обороны, социалисты должны объединиться с другими партиями.

Кого же при таких условиях станем мы осуждать?

Некоторые из нас знали, что эти решения Интернационала не имели значения и не годились для дела в качестве практического руководства.

Мы знали, что эта война должна закончиться победой империализма, и, не будучи в обычном смысле слова ни пацифистами, ни антипацифистами, мы примкнули к политике, по нашему мнению, единственно совместимой с интернационализмом. Но Интернационал никогда не предписывал нам подобной линии поведения.

Вот почему в момент, когда началась война, Интернационал потерпел крах. Он утратил свой авторитет и не издал ни одного постановления, на основании которого мы имели бы право ныне осуждать тех, кто честно выполнял резолюции международных съездов.

Ввиду этого в настоящее время нужно отстаивать такую точку зрения: вместо того, чтобы расходиться из-за разногласия по поводу событий прошлого, будем создавать Интернационал действительно активный и помогающий социалистическому движению в тот период революции и строительства, в который мы вступили.

Необходимо восстановить наши социалистические принципы. Необходимо положить прочные основы интернациональному социалистическому поведению.

Если же окажется, что мы существенно расходимся в этих принципах, если мы не придем к соглашению по вопросу о свободе и демократии, если наши взгляды насчет условий, при которых пролетариат может взять власть в свои руки, окончательно разойдутся, если, наконец, выяснится, что война отравила ядом империализма некоторые секции Интернационала, – тогда раскол возможен.

Но я не думаю, чтобы случилось такое несчастье.

И потому меня огорчил московский манифест, как, по меньшей мере, преждевременный и, конечно, бесполезный; и я надеюсь, что мои французские товарищи, на которых в течение последних четырех злополучных лет сыпалось столько и клевет и напастей, не поддадутся порыву нетерпения и не будут со своей стороны содействовать разрыву интернациональной солидарности.

Иначе их детям пришлось бы вновь восстанавливать эту солидарность, если пролетариату суждено когда-нибудь управлять миром.

Автор этой статьи, как видит читатель, старается доказать ненадобность раскола. Напротив, именно его неизбежность вытекает из того, как рассуждает Рамсей Макдональд, этот типичный представитель II Интернационала, достойный соратник Шейдемана и Каутского, Вандервельда и Брантинга и т. д. и т. п.

Статья Рамсея Макдональда есть лучший образчик тех гладких, благозвучных, шаблонных фраз, по-видимому социалистических, которые во всех передовых капиталистических странах издавна служат для прикрытия буржуазной политики внутри рабочего движения.

Начнем с наименее важного, но особенно характерного. Автор, подобно Каутскому (в его брошюре «Диктатура пролетариата»), повторяет буржуазную ложь, будто в России никто не предвидел заранее роли Советов, будто я и большевики начали борьбу с Керенским только во имя Учредительного собрания.

Это – буржуазная ложь. На самом деле я уже 4 апреля 1917 г., в первый же день своего приезда в Петроград, выставил «тезисы» с требованием Советской республики, а не буржуазно-парламентарной [4]. Я повторял это много раз при Керенском в печати и на собраниях. Партия большевиков торжественно и официально заявила это в решениях своей конференции 29 апреля 1917 года {26}. Не знать этого – значит не хотеть знать правды о социалистической революции в России. Не хотеть понять, что буржуазно-парламентарная республика с Учредительным собранием есть шаг вперед против такой же республики без Учредительного собрания, а Советская республика есть два шага вперед по сравнению с ней, значит закрывать глаза на разницу между буржуазией и пролетариатом.