Мария Дмитриенко - Рыцарь без меча

Считая себя достаточно просвещенным в делах политических, а также в меру дипломатичным, дон Пачеко начал подготавливать молодого маэстро к отъезду. Для этого требовались терпение и выдержка. Но на что не пошел бы учитель ради своего любимого ученика и счастья дочери!

Долгими зимними вечерами он рассказывал Диего о Мадриде и королях.

Сумрачный могущественный Филипп II, отдыхая однажды после охоты среди пустынных равнин Кастилии, обратил внимание на небольшое арабское поселение Махерид. Только такому аскету, как Филипп, могло приглянуться столь унылое место, лежащее вдали от больших рек и дорог. Он приказал перенести сюда столицу. Воля короля в государстве закон. И вот из Вальядолида в Мадрид в 1569 году переехал двор.

Среди равнины под серым неуютным небом стали расти великолепные дворцы. Мадрид — маленькое местечко на реке Мансанарес — стал столицей, сердцем государства. У него появилась своя самостоятельная политическая история. Но Мадрид оставался исключительно резиденцией короля и двора. Университеты Алькалы и Саламанки по–прежнему привлекали к себе цвет пытливого юношества, а давно сложившиеся художественные школы Севильи, Кадиса, Гранады, Толедо — лучших мастеров живописи и зодчества. Город на Мансанаресе оставался неуютным, словно необжитым. Окаймленный на севере и северо–востоке хребтами Самосьерры и Гвадаррамы, он стоял высокий и неприступный. Недаром в народе говорили, что трон испанского короля самый высокий в мире после божьего!

Со всего света в Мадрид стекались богатства. Короли не жалели средств, дабы украсить свой тронный город. Лучшие архитекторы Италии и других стран возводили там шедевры, воплощая мечту в гранит и мрамор. Короли собирали великолепные коллекции. Одна из них, Армерия, была богатейшей в мире коллекцией старинного оружия. В гулких залах дворцов навечно заняли места шпаги Сида Кампеадора и Христофора Колумба, кольчуга Альфонса Арагонского и латы Хуана Австрийского, стальная чалма Боабдила и необыкновенной чеканки и красоты оружие герцогов Альба.

Богаты дворцы Мадрида бесценными творениями рыцарей кисти, добывших себе мировую славу полотнами, — Тициана, Рубенса, Веронезе, Тинторетто и многих других. Величественны галереи портретов королей. Со стен пустынных залов смотрят друг на друга гордые короли со свитками в руках, одеты в черного цвета нарядные костюмы, печальные принцы и инфанты, суровые и величественные королевы — без тени приветливости на лицах.

Слушая своего тестя, Веласкес словно совершал путешествие в страну, скованную холодом приличия и этикета. Художники двора писали почти всегда так, как этого требовал все тот же придворный этикет, где выражение каких–либо непосредственных чувств считалось недостойным актом, громкий смех — невоспитанностью. На всех портретах лежала печать этих требований, будь их автором иностранец Антонис Мор, писавший королеву Марию и Филиппа II, или испанец Алонсо Санчес Коэльо, создавший портреты детей Филиппа, или художник двора Хуан Пантоха де ла Крус, работавший при Филиппе III.

Холодело сердце от таких рассказов, хотя дон Пачеко был блестящим оратором и не скупился на похвалы королям, на восхваление их щедрот. Молодой маэстро думал о том, что, попав во дворец, он, как и многие до него, лишится главного — свободы и самостоятельности. На ум приходили слова отца Саласара о свободе. «Достойным ее может быть только сильный», — утверждал старик. А сможет ли он, Веласкес, быть там, в Мадриде, сильным? Дон Пачеко старался отвлечь зятя от подобных дум. Ведь у него необыкновенный талант! Таланту не страшны никакие преграды, перед ним склоняются даже короли.

— Ты должен сам повидать короля, — настаивал дон Пачеко, — для этого нужно ехать в Мадрид.

В апреле 1622 года дон Диего вместе со слугой и учеником мулатом Хуаном Парехой покинул родную Севилью. Провожаемый добрыми напутствиями семьи, снабженный рекомендательными письмами ко многим сановным особам в столице, маэстро спешил в Мадрид. Два тайных желания вынашивал он в сердце — написать портрет короля и попасть в легендарный Эскориал, громадный загородный дворец королей.

Карета, запряженная великолепной четверкой, быстро неслась мимо пастбищ вдоль Гвадалквивира. Потом дорога перескочила на противоположный берег, где возвышался склон Сан — Хуан Аснальфараге, увенчанный развалинами старинного замка. Еще несколько минут — и Севилья исчезла из виду, в последний раз блеснув красотою своей Хиральды. Веласкес старался сосредоточиться и не мог. Кучер весело напевал бесконечную песнь, птицей летевшую по широкой Андалузской равнине. Порою дорогой попадались небольшие одинокие венты с уютными патио, крышей которым служила густая листва винограда. Крохотные апельсиновые сады звали к себе ароматом зреющих плодов. Чем дальше уходил путь на север, тем чаще вдоль дорог стали попадаться алоэ грандиозных размеров, местами торчали кактусы. Кое–где на горизонте одиноко подымались над морем злаков изящные кроны пальм.

Задремавший дорогой Веласкес внезапно проснулся от сильного пьянящего запаха. Когда он открыл глаза, то с трудом поверил, что это не сон: повозка стояла среди долины, представлявшей собой сплошной розарий. Крупные, всевозможных цветов и оттенков розы плотной фантастической стеной заполнили горную долину. Хуан принес и положил перед доном Диего целую охапку этого благоухающего великолепия. Художник смотрел на цветы и не мог отвести взгляда. Розы всегда нравились ему, недаром в своих последующих картинах он будет отдавать им предпочтение перед другими цветами.

— До Кордовы осталось не больше трех миль, сеньор, — сообщил Веласкесу возница. — Там мы сможем отдохнуть и сменить лошадей.

Дон Диего кивнул, занятый своими мыслями. Карета вновь понеслась.

Кордова — столица самой блестящей эпохи мавританского владычества. Она раскинулась среди огромного поля, окруженная зубчатыми стенами и башнями с плоской кровлей. Мавры не пожалели для нее ни труда, ни средств, ни вдохновения. Кордова не осталась неблагодарной. Она дала миру знаменитого физика Ибн — Баджжа, ученого раввина Моисея Маймонида, энциклопедиста Ибн — Рошда (Аверроэса). Там родился отвоевавший родину у арабов Гонзальво Хернандес — отважный военачальник, там вырос Хуан де Мена, которого современники прозвали испанским Данте, там родились и жили писатель Гонгора, поэт и художник Пабло де Саспедес.

Благословенна кордовская земля, которую арабы называли соперницей рая. У самого подножия Кордовы протекает Гуад–эль–Кебир. Великая река — так называли ее мавры.

Карета, миновав белые домики, дворики с тонкими мавританскими колоннами из разноцветного мрамора, остановилась на заезжем дворе. С глубоким поклоном встретил высокого гостя хозяин заведения. К услугам приезжих были густой тенистый сад обширного дома и прохладный уют комнат. Но гость не пожелал отдыхать, он не чувствовал усталости за эти два дня пути. Ему хотелось поскорее пройтись улицами города, посмотреть поближе на башни с ажурными мраморными галереями, на сквозные стены из арок, покрытых арабесками, напоминающими хитросплетенные кружева.