Яков Минченков - Воспоминания о передвижниках

Чистяков Павел Петрович (1839--1919) -- художник, выдающийся педагог. Учился в Академии художеств. Работал главным образом в области исторической живописи, портрета, бытового жанра. Основное значение Чистякова в истории русской живописи определяется его преподавательской деятельностью, построенной на самобытной педагогической системе, отвечавшей требованиям реалистического искусства и решительным образом отличавшейся от академического метода. В 1872--1890 и 1910--1912 гг. преподавал в петербургской Академии художеств. У него брал уроки И. Е. Репин, учились В. И. Суриков, В. Д. Поленов, В. А. Серов, М. А. Врубель, В. Е. Савинский и др.

Малявин Филипп Андреевич (1869--1939?) -- живописец. Учился в петербургской Академии художеств у И. Е. Репина. Участник выставок: академических, "Мира искусства", "Союза русских художников" и др. Работал в области портрета и бытового жанра. Реалистические тенденции раннего творчества Малявина ("Крестьянская девушка с чулком", "Портрет матери") в последующем сменяются нарастающими чертами декоративизма ("Вихрь" и др.). С 1925 г. жил в эмиграции.

Страдивариус (Страдивари) Антонио (1644--1737) -- прославленный итальянский скрипичный мастер.

Танеев Сергей Иванович (1856--1915) -- выдающийся композитор, пианист, педагог и музыкально-общественный деятель.

Донауров Иван Михайлович (ум. 1849) и Гурилев Александр Львович (1803--1858) -- композиторы, авторы популярных романсов и песен.

Мочалов Павел Степанович (1800--1848) -- великий русский трагический актер.

Танеев Александр Сергеевич (1850--1917) -- дядя композитора С. И. Танеева, член Государственного совета; композитор-дилетант.

Кусевицкий Сергей Александрович (1874--1951) -- дирижер, контрабасист, музыкальный деятель.

Иловайский Дмитрий Иванович (1832--1920) -- историк дворянско-монархического направления, автор официальных учебников по истории, широко распространенных в дореволюционных школах.

Мельников Иван Александрович (1832--1906) -- певец, педагог, видный деятель русской оперной сцены.

Антокольский Марк Матвеевич (1843--1902) -- крупнейший русский скульптор второй половины XIX в. Учился в петербургской Академии художеств. В 1871 г. получил звание академика, в 1880 г. -- профессора. Выдающееся место Антокольского в истории русского искусства определяется его реалистическими произведениями и в первую очередь созданными им патриотическими образами деятелей русской истории ("Иван Грозный", "Петр I", "Ермак" и др.). В 1872 г. выступал экспонентом на выставке Товарищества передвижников.

Картина В. Е. Маковского " 9-е января 1905 года " находится в Государственном музее Революции СССР в Москве.

"Ходынка" -- катастрофа, происшедшая на Ходынском поле на окраине Москвы в дни коронации Николая II в 1896 г., когда из-за преступной халатности царских властей громадное скопление народа привело к чудовищной давке и массовой гибели людей. Картина В. Е. Маковского "На Ваганьковском кладбище" ("Похороны жертв Ходынки", 1896--1901) находится в Музее Великой Октябрьской социалистической революции в Ленинграде. Сцены Ходынки В. Е. Маковский зафиксировал в двух альбомах набросков (находятся в Государственном Русском музее).

Щегловитов Иван Григорьевич (1861--1918) -- в начале 1917 г. (до Февральской революции) -- председатель Государственного совета.

Лемох Кирилл Викентьевич

Более деликатного человека, чем Лемох, я не встречал за всю свою жизнь. Ни одного резкого слова, ни одной враждебной к кому бы то ни было мысли. Была ли у него врожденной эта черта, или она явилась следствием долгого его пребывания при дворе, где он преподавал рисование князьям, -- сказать трудно.

"Позвольте-с... извините... будьте любезны, виноват-с..." -- слышалось постоянно при разговоре с Кириллом Викентьевичем. Но в то же время он умел сохранять и свое достоинство.

Вам чудилось, что он думает: "Вы прекрасный человек, и я тоже, между нами ничего не может быть, кроме приятностей. И вообще -- все люди прекрасны".

Он был противоположностью Мясоедову, который не находил на земле ни одного порядочного человека.

Если до ушей Лемоха доходили неприятные слухи, что-либо дурное о ком-нибудь -- он отмахивался от них. "Пустое, это все только говорят, да-с! болтают, а он прекрасный человек!"

В особенности не могли быть дурными людьми москвичи, которых он особо чтил, будучи сам родом из Москвы, хотя жил и учился в Питере.

Он вспоминал московскую жизнь, московские дворики, церковки, бани, из которых с товарищами выбегал во двор, валялся в снегу и снова парился.

По внешности он был небольшого роста, сухой, бритый, с легким пушком на лысой голове. Приятная улыбка не сходила с лица, лишь в минуту легкого раздражения заметно было слабое подергивание на щеках. Ходил осторожно, легко и приятно скользя по паркету. На левом борту фрака или пиджака -- золотое пенсне, а из кармана на груди выглядывал ослепительно белый уголок носового платка. В общем напоминал немецкого чиновника. Лемох и был немец, настоящее имя его было Карл.

Когда ко двору понадобился учитель, то в силу своего немецкого происхождения, своей аккуратности и деликатности и направления в искусстве он, как никто из художников, ближе подошел к этой роли.

При дворе его переименовали из Карла в Кирилла и приставили учить детей царя Александра III. Лемох застал еще Александра II, который приходил на уроки внука Николая, будущего царя Николая II и удостаивал учителя своими разговорами.

Александр II, обращавшийся на "ты" даже с высшими чинами, говорил почему-то Лемоху "вы".

Из придворной жизни мало о чем можно было узнать от Лемоха, разве о мелочах. Что мог сказать деликатнейший и осторожный учитель царей? "Все прекрасно и все прекрасны, и царь и мужики (о рабочих тогда почти не упоминалось). Прекрасны и мы все, а если говорят что другое, то просто болтают".

Товарищи в шутку спрашивали: "Правда ли, что тебя, Кирилл Викентьевич, при дворе первое время обыскивали?" Лемох чуть-чуть обижался: "Глупости-с, государь даже руку подавал".

До некоторой степени представлялось так, что царям, окруженным придворной челядью, не с кем было даже словом обмолвиться по-человечески. Все выслуживались, подобострастничали, лгали, льстили, а Лемох и при своей деликатности был все же более независимым и свежим человеком и не пресмыкался так, как пресмыкались прошедшие эту науку царедворцы.

Придворные удивленно спрашивали, как Лемох осмеливался обращаться с вопросами к императору, а тот тоже удивлялся тому, что этого не разрешалось делать. И царь разговаривал с Лемохом, не обращая внимания на нарушение последним придворного этикета.