Яков Минченков - Воспоминания о передвижниках

Спускались нежно-бирюзовые сумерки, задрожали огоньки по набережной, у памятника и в домах со строгими классическими архитектурными линиями. Еще более обрисовывался щеголь -- аристократический Петербург. Недоставало только идущей по набережной фигуры Пушкина в костюме тридцатых годов...

-- Вот, вот, прекрасно! -- говорит Клодт. -- А только очень скверно пахнет.

-- Михаил Петрович, откуда? где?

-- А вот там внизу, в Сенате да Синоде... Как начался великий пост -- проходу мимо нет: сторожа, того... кислую капусту на постном масле -- зажимай нос и беги. Ну, а только мне, -- спохватился Михаил Петрович, -- давно надо быть дома, а я вот гуляю.

Я обещал его проводить, если он расскажет еще что-нибудь про эти места.

-- Ведь здесь, -- говорю ему, -- ходили великие наши поэты, писатели, воспевали чуть не каждый камень. Разыгрывались исторические события...

-- А больше всего... романы, -- дополнил Клодт. -- Ходили все, гуляли, назначали свидания.

-- Ну ладно, рассказывайте хоть про романы.

-- Да разве их перескажешь, когда и цари туда же! Ходил анекдот из вон оттуда (указал на дворец). Правда или нет -- не знаю, а того... говорили. Александр II любил -- ну вот... насчет клубнички и иногда по вечерам в офицерской шинели, подняв воротник, бродил по этим местам. Здесь одна интересная... он знакомится, рекомендуется офицером, она вдова полковника. Ну того... она разрешает прийти к ней, но с черного хода. Царь доволен, что удалось сохранить инкогнито, что его не узнали, ночью идет по адресу, со двора. Заднюю лестницу моет прислуга. Он -- ну вот, как пройти к полковнице? А та: "Что ты, что ты, батюшка. Уходи скорее, сюда скоро сам царь пожалует!" Вот тебе и инкогнито! Пришлось удирать.

В кругу чиновных людей, их интересов и переживаний, придворных интриг и сплетен проходили многие дни Клодта. Здесь он иногда брал сюжеты для своих картин, но здесь и увязал, отрываясь от искусства, которому вначале так искренне служил. На выставки он приходил совсем порожняком -- не приносил ничего.

О нем думали: "Ну что же, не может работать по искусству, пусть хоть приходит на собрания, товарищ он хороший".

Слышно было, что он в свои поздние годы вторично женился, на француженке. И вот является раз во время устройства выставки давно не показывавшийся Михаил Петрович, ведя за руку маленькую прелестную девочку.

Все его обступили.

--- Это что такое? Откуда вы добыли такое сокровище?

А Клодт с гордостью отвечает:

-- Это... это... мой последний экспонат!

Тут все товарищи стали наперебой тащить к себе его дочку. А она живая, смелая: когда Волков усадил ее к себе на плечо, она с хохотом схватила его длинную бороду, как вожжи, и погоняет, точно лошадь: "Но! но! но!"

Волков поздравляет Клодта:

-- Ты Михаил Петрович, как тебе сказать, то есть -- лучшего сюжета, чем эта дочурка, за всю жизнь не мог придумать.

Клодт довольный-довольный скромничает:

-- Ну вот... это... такой же пустяк... Ну, право, ничего не стоит!

Примечания

Примечания составлены Г. К. Буровой

Клодт Михаил Петрович

Клодт фон Юргенсбург Михаил Петрович (1835--1914) -- живописец-жанрист. Сын скульптора П. К. Клодта. Окончил петербургскую Академию художеств. В 1867 г. получил звание академика. Был одним из членов-учредителей Товарищества передвижников и до конца жизни участвовал на его выставках. Лучшие произведения М. П. Клодта реалистичны, жизнь и быт простых людей он изображал с душевной теплотой и сочувствием, порой с оттенком сентиментальности.

Клодт фон Юргенсбург Петр Карлович (1805--1867) -- крупный скульптор, литейщик, педагог. С 1838 г. -- академик. Автор знаменитых скульптурных групп "Укротители коней" на Аничковом мосту в Ленинграде (повторения двух из этих групп были установлены также в Берлине и Неаполе), памятников баснописцу И. А. Крылову и Николаю I (оба в Ленинграде) и др.

Времена ректора И . -- имеется в виду П. Ф. Исеев -- конференц-секретарь Академии художеств и одновременно управляющий канцелярией и хозяйственной частью Академии. В 1889 г. он был судим и сослан в Сибирь в связи с обнаруженными в Академии художеств хищениями. Существует предположение, что таким образом были прикрыты злоупотребления, допущенные президентом Академии -- великим князем Владимиром.

Клевер Юлий Юльевич (1850--1924) -- пейзажист. Учился в петербургской Академии художеств. С 1878 г. -- академик, с 1881 г. -- профессор. Создал немало правдивых, свежих и поэтичных пейзажей. Однако большой спрос на его произведения нередко толкал художника к погоне за шаблонными внешними эффектами, к живописи салонно-академического характера.

Киселев Александр Александрович

Передвижные выставки приносили много хлопот губернаторам и предводителям дворянства. Губернаторы по циркуляру министерства двора должны были оказывать содействие передвижникам в устройстве в городах выставок, проявлять, так сказать, просвещенное внимание к искусству, а с другой стороны, должны были и следить за тем, чтобы на выставках не появлялось чего-либо вредного по местным условиям.

Положиться в этом деле на невежественных цензоров губернаторы не могли: трудно было определить вредные вещи, да еще по "местным условиям".

Легче было, когда они получали телеграмму с точным обозначением недопустимых картин, вроде репинского портрета Льва Толстого, написанного после его отлучения от церкви. Такую телеграмму с добавлением "секретно" они показывали заведующему выставкой и успокаивались, узнав об отсутствии на выставке опасной вещи.

В большинстве случаев они попросту просили заведующего не подводить их и не ставить на выставку неподходящего.

-- И у цензора детишки есть. Сохрани бог, проглядит у вас на выставке что-либо запрещенное в столице -- и тем куска хлеба лишиться может, а мне тоже неприятность.

Предводителям дворянства и подавно не было радости от выставок, для которых приходилось предоставлять помещение в доме дворянских собраний. Они опасались, чтоб не поцарапали при устройстве выставок паркета или белых колонн в зале. А когда широкая публика с улицы свободно входила в привилегированное дворянское гнездо, предводители и швейцары только горестно вздыхали.

Но если они терпели, скрепя сердце, ежегодно сваливавшуюся на них из Петербурга обузу, не будучи в состоянии ей противодействовать, то население городов радостно встречало приезд выставки.

Со всей справедливостью надо признать, что передвижники впервые пробудили и поддерживали в обществе интерес к искусству. Дремлющие губернские города с приездом к ним выставки хоть на время отрывались от карт, сплетен, обывательской скуки и дышали свежей струей свободного искусства. Начинались разговоры и споры на темы, над которыми обыватель раньше не задумывался и о каких он не имел представления.