Анна Менделеева - Менделеев в жизни

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи.

Питайся ими -- и молчи!

Лишь жить в самом себе умей.

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно--волшебных дум;

Их заглушит наружный шум,

Дневные ослепят лучи,

Внимай их пенью и молчи!

Дмитрий Иванович без волнения не мог говорить эти стихи.

Иногда он раскладывал пасьянс. Один из них, не помню, как он назывался, он раскладывал со своими видоизменениями. Он его придумал очень давно, вскоре после того, как познакомился со мной. Бубновая дама (которая обозначала меня) должна была поместиться каким-то особым образом, первой сверху, и в первом ряду.

В часы отдыха Дмитрий Иванович любил клеить. Когда я была еще ученицей Академии и жила у Екатерины Ивановны Капустиной, Дмитрий Иванович заинтересовался особенно живописью. Он стал покупать фотографии с художественных произведений. Заказывал огромные прекрасные альбомы с пустыми страницами твердой хорошей бумаги и на них сам наклеивал фотографии, гравюры, иногда и рисунки. Первый альбом был сделан для моих фотографий и рисунков, на нем и стоят мои прежние инициалы А. П. К счастью, этот альбом и несколько других уцелели. Потом он стал клеить рамки тоже для фотографий и гравюр, потом кожаные ящики в виде чемоданов, а когда у него была катаракта, то и целые столики очень правильных и красивых пропорций. Клей он изобрел сам, и по мнению всех, кто пробовал этот клей, он был первосортный.

Через полчаса после обеда Дмитрий Иванович опять принимался за работу и иногда работал и всю ночь.

Вечером иногда его навещали друзья: К. Д. Краевич, Н. А. Ярошенко, А. И. Куинджи и А. И. Скандер, который раза два в месяц приезжал играть в шахматы. Играл с ним в шахматы также и А. И. Куинджи. Дмитрий Иванович любил играть в шахматы; играл он нервно, волновался, я видела даже, как иногда у него дрожали руки, когда он переставлял фигуры. Почти всегда он выигрывал.

В 9 часов вечера Дмитрий Иванович опять пил чай из своей большой чашки, с куском булки с маслом и поджаренными рисовыми или ячневыми лепешками. На ночь выпивал кружку молока.

Выезжал Дмитрий Иванович очень редко, всегда только по делу. Все это знали и навещали его, не требуя от него визитов. Раньше он бывал раз в год на ежегодных обедах передвижников и на университетских обедах 8-го февраля. Посещал так же, с тех пор, как мы с ним познакомились, все художественные выставки, а особенно передвижников. В театрах он и раньше бывал редко, а в последние годы и совсем не бывал, не очень поощрял и меня, но так как я любила театр, то он не стеснял меня, и я все-таки бывала на всех интересных спектаклях, и очень, очень редко удавалось подвинуть на это и Дмитрия Ивановича. Привожу рассказ доктора Крейнгеля.

"Много лет спустя после того, как я студентом слушал Дмитрия Ивановича в Университете, уже когда я сделался доктором, пошел я как-то в консерваторию в итальянскую оперу; исполняли "Травиату". Велика была моя радость, когда в раздевальной я увидел оригинальную, незабвенную фигуру Дмитрия Ивановича с мальчиком гимназистом {Наш сын Иван Дмитриевич.}. Я поспешил поздороваться. Дмитрий Иванович очень приветливо и несколько раз сказал; "Здравствуйте, здравствуйте". Мне пришлось сидеть как раз сзади Дмитрия Ивановича и его сына. Я все время наблюдал, как сосредоточенно слушал Дмитрий Иванович. А в зале между тем уже его заметили и говорили о "событии" -- Менделеев в опере.

Встретившийся мне один из служащих под начальством Дмитрия Ивановича в Палате Мер и Весов Георгиевский сказал мне: "Да, конечно, это событие. Это его заставила жена Анна Ивановна, слишком он заработался, и она решила силой его развлечь. Когда Дмитрий Иванович, чтобы как-нибудь отделаться от театра, неосторожно как-то сказал: "Вот "Травиату" я бы послушал", -- Анна Ивановна стала следить за репертуаром, в Палате были с ней в заговоре, и тоже все следили, и как только была назначена "Травиата", она взяла билет и, чтобы ему было веселее, и сыну гимназисту Ване и потребовала исполнения обещания".

Одно из удовольствий, которые Дмитрий Иванович любил себе доставлять, была баня. Он не любил принимать домашние ванны, а шел в общую баню, где оставался долго. Любил полок, веники и беседы с банщиками. Возвратясь из бани, пил чай и чувствовал себя именинником.

Так жил Дмитрий Иванович простым русским человеком, ни в чем никогда не проявляя ни малейших буржуазных вкусов или наклонностей. Где бы он ни был, куда бы ни ездил, возвращался домой всегда с особенным чувством радости -- к своей семье и простым привычкам.

После кончины Дмитрия Ивановича нам пришлось в очень скором времени оставить казенную квартиру в Палате Мер и Весов и переселиться на частную. В моей новой квартире я устроила кабинет в таком виде, в каком он был при жизни, Дмитрия Ивановича.

Письменный стол, за которым столько работал Дмитрий Иванович, стоял так же, как при нем, та же чернильница, те же перья, пепельница и даже неоконченная рукопись. Кресла, диван, полки для книг и шкафы -- все поставили, как было. Надежда Яковлевна Губкина записала, в каком порядке развешены были фотографии и картины. Помещаю ее запись:

"Рамки для всех почти портретов знаменитых людей, которые висели в его кабинете, он клеил сам, начиная с изображения Иисуса Христа в профиль, считающегося историческим. Все эти гениальные люди в его кабинете смотрят из рамок, сделанных руками тоже гениального человека. Изображение Иисуса Христа (старинная гравюра) была помещена Дмитрием Ивановичем выше всех портретов на одной из стен кабинета, налево от входа, сзади его кресла и письменного стола. Под Спасителем висела большая гравюра на меди Петра Великого, направо от этой гравюры помещены Дидро, Суворов, Рафаэль, Бетховен и прекрасный портрет карандашом химика Лавуазье работы второй жены Дмитрия Ивановича, Анны Ивановны Менделеевой. Налево висели Декарт и Жерар тоже ее работы, Шекспир, Данте и Глинка. С двух сторон всей этой группы портретов висел рисунок соусом под стеклом: "Сосна" -- "На севере диком стоит одиноко сосна..." Шишкина и итальянский этюд масляными красками Иванова.

Над дверью на этой же стене помещены портреты, все работы А. И. Менделеевой: молодого Ньютона, налево от него Галилей, направо Коперник, Грегем, Митчерлих, Розе, Шеврейль и Ньютон позднейшего времени. Направо от двери, на фанерах большого книжного стеклянного шкафа, справа висели портреты ученых: Велера, физика Краевича, друга Дмитрия Ивановича по Педагогическому институту, Воскресенского, его профессора там же, которого Дмитрий Иванович очень ценил и уважал. Слева висели портреты химиков Фарадея, Бертело и Дюма.

Над столом, на высоких полках красного дерева, висели фотографии жены Анны Ивановны, детей и внучки Дмитрия Ивановича и фотографическая группа ученых, между, которыми находился и он сам.