С. Кошечкин - Весенней гулкой ранью...

болями, похудевший, время от времени замолкавший и закрывавший глаза, он

говорил о своей давнишней любви - Есенине. Сетовал, что так и не собрался

съездить в Константинове, не повидал сестер поэта, не заказал есенинский

портрет художнику Илье Глазунову. . Потом словно переносился в полутьму

фронтовых землянок...

- Лежишь усталый как черт, каждая нога - по пуду: не поднять, не

пошевелить... И откуда-то вдруг всплывает:

Опять я теплой грустью болен

От овсяного ветерка.

И на известку колоколен

Невольно крестится рука.

Колдовство, что ль, какое-то, прошибает до слез, да и только... Надо ж -

"болен... от овсяного ветерка...".

И закрывал глаза, медленно покачивая головою, повторяя понравившуюся

строку. .

И тогда же Борзенко рассказал мне, как в начале войны заночевал он

однажды в приднепровском селе, куда фашисты должны были прийти со дня на

день. Хозяин дома - учитель - предлагал нашим брать с собой все, что

нравится: верблюжье одеяло, гармошку, будильник... Борзенко подошел к

книжному шкафу и вынул оттуда книжку Есенина... Подошел и хозяин.

- Ах, как он долго вертел ее в руках! - с улыбкой рассказывал мне

Борзенко. - Как он любовно расправлял у нее уголки переплета! Ничего не

жалко, а есенинскую книжку - пожалел! Словно от сердца отрывал... А

вообще-то, если вспомнить получше, сколько раз за войну встречался я с

Есениным, со стихами его, конечно... Звучали его стихи, как дай бог каждому

хорошему поэту. .

Снова закрыл глаза, откашлялся, потом продолжал:

- Как-то дома газеты староватые перебирал: придешь, положишь, мол,

потом прочитаю, а этого "потом" никак не дождешься... Так вот, смотрю -

статья нашего правдиста Ивана Виноградова под названием "Томик Есенина"...

Читал, наверно, или не читал?

- Читал, в "Литературной России" читал...

- Помнишь обстановочку: сорок второй год, тыл врага, псковская деревня,

рядом немцы, а тут учительница стихи Есенина мужикам да бабам читает...

- Ну, а вот один весьма крупный поэт на заседании секретариата

правления Союза писателей, когда обсуждался план есенинского пятитомника,

отметил "малое, очень слабое звучание лирики Есенина в годы великих

испытаний"...

Борзенко махнул рукой:

- Но что сейчас об этом вспоминать. Сегодня нам о другом говорить надо

во весь голос: о том, что и до войны и в годы войны Есенин жил в народе.

Почему же это происходило, а? Да потому, что в стихах Есенина народ узнавал

свою душевную красоту, свои радости и боли, запах родной чувствовал...

Он оживился, глаза его заблестели... Таким воодушевленным я его не

видел никогда.

...В декабре 1974 года в газете "Рязанский комсомолец" я читал

стихотворение Ивана Карлова и, когда дошел до строфы:

Был исток войны...

И было устье...

В трудный час нам души освещали

Нежный пламень лермонтовской грусти,

Сполохи есенинской печали, -

будто воочью увидел перед собой воодушевленное осунувшееся лицо Героя

Советского Союза Сергея Борзенко и услышал его убежденный голос:

- Пушкин, Лермонтов, Маяковский - живые поэты-воины... Целый

гвардейский литературный полк был придан нашей армии. И Есенин - их

однополчанин. Как он там писал: "Я видел только бой..." Нет, не только

видел, а был в бою вместе с нами и, выходит, отстоял вместе с нами "голубую

Русь", Родину нашу. .

2

Когда началась Великая Отечественная война, со дня смерти Есенина

минуло более пятнадцати лет. И все эти годы стихи поэта жили в народном

сердце.

Вскоре после гибели автора "Анны Снегиной" московский журнал "Город и

деревня" (Ќ 2 за 1926 год) напечатал письмо рабкора с "Электропередачи" тов.

Денисова. Он писал:

"С. Есенин был особо одаренная, сложная натура. Не мне об этом

говорить. Это подтвердят ученые... Употребляя слово "особо", я хочу сказать, что Есенин был не похож на предшествовавших ему поэтов. Как будто ни у кого

не учился, никому не подражал, это бесспорно доказывают его новые образы,

приятная музыка его лиры, в которой чувствуется простая душа русского

крестьянина...

Ни одна буржуазная страна, с воспитанными, холеными и благообразными

умами, не нарождала в наши дни подобных Есенину талантов. (А ведь Есенин сын

рязанского мужика!)

И мы, плебеи, грязные, грубые крестьяне и рабочие, во всеуслышание

будем кричать об этой гордости".

Исключительно интересное письмо! Устами рабкора о родном сыне,

талантливейшем лирике как бы говорил свое неподкупное слово весь русский

народ. И с этим словом были созвучны высказывания Горького и Луначарского,

Серафимовича и Леонова, Маяковского и Качалова, Воронского и Фурманова...

Но раздавались и другие голоса, публиковались иные мнения. В наши дни

как-то неловко читать "предвидения" некоторых критиков конца двадцатых -

начала тридцатых годов вроде, например, такого: "Чем большие успехи будут

делать наши колхозы, тем быстрее будет уходить Есенин вдаль. Сплошная

коллективизация как органический процесс и индивидуалистическая песнь

Есенина - антиподы" (А. Ефремин. Вместо предисловия. - В кн.: Сергей Есенин.

Стихотворения. Московское товарищество писателей, 1933, с. 5). Жизнь

опровергла подобные "прогнозы" убедительно и бесповоротно.

С годами есенинская песня не только не старилась и не увядала, а словно

бы молодела, открывала свои затаенные глубины, обретала новые краски,

оттенки. В наши дни мы являемся свидетелями всенародной любви к Есенину, его

мировой славы. С особой остротой это чувствуешь в есенинских местах, в селе

Константинове.

...Неподалеку - по тому же порядку - от дома Есениных живет Зоя

Ивановна Червонкина. Мастер машинного доения, знатный животновод местного

колхоза имени Ленина. Вместе с ней стоим у крыльца ее дома - она только что

с фермы. Теплый вечер "бабьего лета". По просторной улице к музею Есенина

без конца идут и идут экскурсанты.

- Вот как теперь у нас людно стало, - говорит Зоя Ивановна. - А в

летние месяцы вы бы только поглядели, что творится! Бывает, одновременно по

три-четыре парохода причаливает. Большое почтение от народа нашему земляку,

очень большое!

Что приводит сюда людей? Что заставляет многих из них преодолевать

сотни, а то и тысячи километров, чтобы побыть здесь день или даже несколько

часов? Искренняя любовь к поэту, желание сердцем прикоснуться к истокам его

жизни, его поэзии. "Приехали мы из далекой Удмуртии. Приехали за тем, чтобы

лучше понять Есенина, - читаем в книге записей. - И вот... увозим в своих

сердцах еще большее преклонение перед его поэзией".

Прошло восемьдесят восемь лет с того дня, как в этом старинном