Иван Выборных - Родники мужества

Выборных, Иван Семенович

Родники мужества

[1] Так помечены страницы, номер предшествует.

Выборных И. С. Родники мужества. — М.; Воениздат, 1980. — 192 с., 10 л. ил. — (Военные мемуары). Тираж 65 000 экз.

Аннотация издательства:Автор в годы войны был начальником политотдела корпуса, затем армии. Участвовал в форсировании Сиваша, в боях за освобождение Крыма, Прибалтики. В своей книге, рассчитанной на массового читателя, он подробно и доходчиво рассказывает о партийно-политической работе в частях и соединениях 51-й армии, о беспримерном мужестве и отваге ее бойцов и командиров.

Содержание

Глава первая. Новое назначение[3]

Глава вторая. Сиваш[25]

Глава третья. «Даешь Крым!»[64]

Глава четвертая. В состав 1-го Прибалтийского[104]

Глава пятая. Курляндское «противостояние»[138]

Глава шестая. Они сдаются![182]

Список иллюстраций

Глава первая.

Новое назначение

Шла осень 1943 года. В это время я заканчивал курсы усовершенствования высшего политсостава при Военной академии имени М. В. Фрунзе. И вот буквально накануне выпускных экзаменов был неожиданно вызван на беседу к начальнику управления кадров ГлавПУРа РККА генерал-майору Н. В. Пупышеву.

Николай Васильевич вначале внимательно оглядел меня, а уже затем начал листать мое личное дело, проговорил как бы про себя:

— Полковник Выборных... Возраст — тридцать один год. Воевал под Москвой, на Курской дуге... Куда же теперь? — И, еще раз измерив меня оценивающим взглядом, предложил: — На север, в политотдел армии. Устраивает?

От неожиданности я растерялся. Потому что хоть и был готов к любому назначению, но на север... Те фронты мы вообще считали как бы второстепенными, спокойными. И вдруг... А ведь казалось, что в академии нас готовят для более серьезных дел.

Заметив мое замешательство, Пупышев усмехнулся. Спросил понимающе:

— Не то?.. — Я кивнул и с мольбой впился глазами в генерала. — Что ж, — закрыл мое личное дело Николай Васильевич. — Подберем тогда дело погорячее.

И предложил мне вступить в должность начальника политотдела 1-го гвардейского стрелкового корпуса, входившего тогда в состав войск 4-го Украинского фронта. Это предложение я принял с радостью.

...Последний скромный семейный ужин. И вот, распрощавшись с женой, с товарищами по учебе, я поздно вечером уже занял свое место в поезде, уходящем на юг. [4]

Сложные чувства теснились в душе. Трудно было расставаться с семьей. Жалко и жену, которая, провожая меня, даже и не пыталась скрыть тревоги, десятки раз повторяя одно и то же:

— Береги себя, не лезь под пули...

— Не полезу, — пообещал я ей.

Но легко сказать — не полезу. На то она и война, чтобы ходить в атаки, силой ломать силу врага. И уж кому-кому, а коммунисту, политработнику самой судьбой назначено быть в этой ломке впереди, подавать людям пример в бою. «Так что, — подумалось, — дорогая моя жена, боевая подруга, прости уж меня за эту невольную ложь. Ты ведь и сама отлично знаешь, невыполнимы твои просьбы. А высказываешь их так, для собственного успокоения...»

По мере того как поезд все дальше уходил от Москвы, мысли о доме и семье слабели, их упорно теснили другие. Естественно, о моем будущем. Где, по каким весям пролягут теперь мои новые фронтовые пути-дороги? Какие испытания ожидают меня? Воображение тут же уносило меня вперед, к неведомому пока еще Мелитополю — конечному пункту следования. И даже дальше — в дивизии и полки, в батальоны и роты, как бы рассредоточенные длинной цепью по огнедышащей линии фронта. А ведь за их нумерацией — люди. Как хочется поскорее увидеть их, услышать, понять. Слиться с ними воедино. Ведь мне, будущему начальнику политотдела, предстоит работать с ними. И особенно, конечно, с коммунистами, через них проводить в массы бойцов замыслы и волю командиров.

А каковы они, эти люди?

В общем-то особой тревоги на этот счет я, признаться, не испытывал. Коммунистов-фронтовиков знал уже неплохо и раньше не раз видел их в деле. Разные это были люди. Но внутренняя, духовная прочность, надежность у всех была одна. Так что не стоит сомневаться в высоких морально-боевых качествах коммунистов и 1-го гвардейского корпуса.

Заботит меня другое. Как в частях и подразделениях этого корпуса поставлена партийно-политическая работа? Не запущена ли она? А то ведь бывает и так: непрерывные бои, потери, адское напряжение выбивают некоторых парторгов из колеи. Глядишь, кое-где и забыли по душам поговорить с людьми, поднять их настроение. А это плохо. [5]

Но не будем, что называется, впадать в крайности. Даже в мыслях. Будущее покажет.

А поезд увозит меня все дальше на юг. Дробно перестукивают вагонные колеса. Смотрю в окно. Мы как раз едем через освобожденные недавно от врага районы. На полях, завешенных серой изморосью, тут и там темнеют пепелища, торчат закопченные печные трубы. Но жизнь и здесь берет свое. Вон уже из обгорелых бревен люди сколотили себе временные жилища, а для уцелевшего скота возвели плетневые загоны.

Подмечаю, что всюду делами заправляют одни женщины. Они и в порушенных придорожных деревеньках, и на станциях, и на полотне дороги. В руках — лопаты, кирки и кувалды. Пропуская поезд, жадно вглядываются воспаленными глазами в окна вагонов — не промелькнет ли в каком-либо из них знакомое лицо, не проедет ли кто-нибудь из своих?

Я и сейчас хорошо помню эти полные тревог и надежд женские взгляды. В них можно было прочесть все, чем в те дни жила, что чувствовала, во что верила Россия. В них плескалась и горечь пережитого, и радость первых побед, и готовность одолеть все тяготы и невзгоды, что разом легли на их хрупкие плечи.

Встречались и другие взгляды. Те, что были обращены к нам с каким-то усталым спокойствием. И мы сразу понимали: эти женщины уже пережили некогда сушившую душу боль утраты. Им уже некого высматривать в дверях теплушек и в окнах вагонов проходящих эшелонов. Их родные уже не вернутся...

Справа и слева мелькали домики разъездов. Одни стояли целехонькие, рваные стены других были залатаны кусками фанеры и досками. Третьи лежали в грудах битого кирпича, а временными дежурками служили товарные вагончики, над крышами которых крепилась доска с неровными, торопливыми надписями.

Следы войны...

* * *

На одном из таких разъездов в мое купе заявилась целая ватага молоденьких лейтенантов. Они, как я знал, ехали в соседнем вагоне. И вот теперь...

Один из лейтенантов привел за руку чумазого подростка, одетого в заляпанную мазутом телогрейку. Тот почему-то [6] даже не сопротивлялся. Напротив, с достоинством вошел в купе и только тут вскинул на сопровождающего вызывающий взгляд: мол, докладывай...