Гавриил Зданович - Идем в наступление

Бойцы любили своего санинструктора. Кто другой мог так доверительно поговорить с солдатом, успокоить, когда из дома долго не было писем, вселить веру в любимых, оставшихся за тысячи километров... Девушка чувствовала, что ей верят, и была счастлива этим.

...В опустевшем поселке шахты № 9 Орлова сказала Джаферу:

— Товарищ старший лейтенант, вы с разведкой по этой улице идите, а я — по следующей, параллельной. Хорошо? [69]

Осман Дшафер хотел было возразить, но Вера опередила его:

— Это необходимо для пользы дела. Разведка будет двигаться широким фронтом. Вдруг там засада? Я ее, конечно, замечу и доложу.

— Ну что ж, иди, — сказал Джафер. — А в случае чего — сигналь.

Вера вышла одна на пустынную улицу, и ей сначала стало страшно. Потом, отдышавшись, девушка решила идти открыто, не крадучись. Не прошло и минуты, как за одним из заборов она увидела лошадь, запряженную в двуколку. На ней, прикрывая сено, лежал овчинный тулуп. Рядом стояла другая такая же повозка, две лошади мирно жевали овес из помятого ведра.

Вера сняла варежку, вытащила из кобуры пистолет и направилась к дому. Страха как не бывало. Она понимала, что в доме могут быть чужие, что опасность подстерегает на каждом шагу, но она была не из тех, кого может остановить чувство страха.

Поднявшись по скрипучим ступенькам на крыльцо, девушка прислушалась... В доме были люди. Орлова слышала голоса, смех, какое-то позвякивание.

«Едят», — подумала она и вспомнила, что утром из-за множества перевязок не успела поесть сама.

Собравшись с духом, Вера дернула на себя ручку двери. В глубине комнаты за накрытым столом беззаботно сидели восемь румынских солдат в расстегнутых мундирах.

— Руки вверх, — спокойно сказала Орлова, направив в сторону солдат маленький трофейный пистолет.

После секундного оцепенения румыны стали поднимать руки, медленно выбираясь из-за стола; оружия при них не было, оно стояло в углу, где с пистолетом в руках находилась Вера.

— Выходи на улицу и стройся! — скомандовала она. — Быстро...

...Старший лейтенант Джафер, сидя на лошади, чертыхался на всю улицу, пытаясь найти Орлову.

Осман Джафер, смуглый, рослый татарин, был, по меткому определению его солдат, не дюже сильным, но жилистым. Он любил дисциплину и строго следил, чтобы ее соблюдали, А поэтому крепко ругал себя, что позволил девушке пойти одной. [70]

Остановившись на перекрестке, Джафер подозвал к себе пятерых солдат, назначил старшего, приказал бегом прочесать улицу и привести санинструктора Орлову.

Искать Веру пришлось недолго. Она первая увидела с крыльца подбегавших бойцов и позвала их.

— Вот пленные... — с гордостью сказала девушка. — Отведите их к командиру. — И присела на крыльцо, грохнув о ступеньку трофейным автоматом...

Не каждый солдат-фронтовик может сказать, что ему удалось одному захватить в плен восемь вражеских солдат. А санинструктор Вера Орлова сумела сделать это.

Самые добрые слова хочется сказать мне в адрес женщин, служивших в дивизии. Их было у нас 150 человек, и все пришли в Красную Армию по зову сердца, чтобы защищать Родину от ненавистных фашистов. На фронте они были преимущественно медиками, связистками, работницами хозяйственных подразделений. И в большинстве своем находились на передовой или в боевых порядках частей. Им, конечно, пришлось гораздо трудней, чем мужчинам. Но свои обязанности женщины выполняли не хуже мужчин и на всех участках отлично проявили себя...

К вечеру 16 февраля дивизия была обстреляна при подходе к Ровенькам.

Убедившись, что противник ждал нас с востока, я приказал 592-му полку сделать обходной маневр и ударить с северо-запада, а 619-му — с северо-востока. Три часа не мог продвинуться вперед 610-й полк. И только тогда, когда в самом городе завязали бои полки, обошедшие его с севера, и мощное «ура!» стало доноситься со стороны вокзала, враг оставил свои укрепленные позиции. К полуночи город был полностью освобожден от оккупантов. Мы захватили богатые трофеи — до ста автомашин, много оружия и снаряжения, склады с боеприпасами, зерном, горючим. На аэродроме оказалось 15 самолетов с незначительными повреждениями. И они попали в руки наступавших частей...

В этот период дивизия вошла в состав 5-й танковой армии.

Утром 18 февраля 619-й и 610-й полки очистили от немцев село Дьяково, а 592-й полк — Орехово и хутор Орехово-Вишневецкий. Благодаря помощи танкистов из корпуса генерал-майора Е. Г. Пушкина был взят хутор Нижний Нагольчик. К утру 19 февраля 610-й полк после [71] жаркого боя занял хутор Дубовский, а вечером — село Дмитриевка на реке Миус. Затем дивизия ударила по поселку Боково-Антрацит, и 619-й полк освободил его. Особенно отличился батальон майора Владимира Сергеевича Черненко, сумевший сломить ожесточенное сопротивление врага в центре города и занять его. Впоследствии Черненко стал почетным гражданином города Антрацит.

Так, стремительно наступая день за днем, прошла дивизия от Северского Донца до реки Миус.

* * *

«Миус-фронт»!

Всему миру стал известен этот рубеж. Почти два года фашисты рыли здесь траншей и ходы сообщения, сооружали доты, дзоты и блиндажи, устанавливали многочисленные минные поля, возводили противотанковые и противопехотные препятствия. Немецкое командование считало, что именно «Миус-фронт» поможет их войскам удержать Донбасс...

На правом берегу Миуса, примерно в 75–90 километрах от Азовского моря, мы вошли в соприкосновение с 36-й пехотной дивизией гитлеровцев, занявшей очень сильную оборону.

Здесь и встретили 25-ю годовщину Красной Армии. Праздник был особенно радостным: многим нашим солдатам и офицерам вручали в этот день правительственные награды за освобождение городов и сел Донбасса. По представлению командира группы генерал-майора Пушкина я тоже был награжден орденом Красного Знамени.

Упорные бои на Миусе мы вели до 1 марта. В тот день нас сменила 266-я стрелковая дивизия. А 203-й была поставлена задача — по рокадной дороге, всего в пяти — восьми километрах от переднего края противника, совершить переход на север.

Этот переход можно смело приравнять к тяжелому бою... Термометр показывал около 20 градусов ниже нуля. Сильный ветер гнал колючие тучи снега. Порою поднималась такая метель, что в двух-трех метрах невозможно было различить идущих впереди. Глубоким снегом были занесены все балки, овраги, лощины, которых так много в Донбассе. Техника буксовала, лошади оказались бессильны. Каждую повозку, орудие приходилось вытаскивать чуть ли не вручную. Только солдаты, прошедшие через [72] огонь войны, могли в тех условиях не только шагать по сугробам, но и тащить за собой военное снаряжение и оружие...

На расчистку дорог вместе с воинами добровольно выходили жители освобожденных сел и деревень. А снег валил и валил, лютовала метель. Все это сводило на нет усилия сотен людей.