Виктор Петелин - Алексей Толстой

Вскоре Алексей и Юля отправились в свадебное путешествие. Побывали в Новороссийске, Севастополе, купались, загорали. Казалось бы, ничто не должно было омрачать начало супружеской жизни. Весело и спокойно проводили они время. Но было и другое. Во всяком случае, однажды на одной из страниц книги стихов А. Н. Апухтина молодой супруг записал стихотворение А. К. Толстого: «Колышется море; волна за волной бегут и шумят торопливо… О друг ты мой бедный, боюся, со мной Не быть тебе долго счастливой! Во мне и надежд и отчаяний рой, Кочующей мысли прибой и отбой, приливы любви и отливы». Новороссийск 1902 г. 5 июня — 7 июня Севастополь». Но скоро пришлось им собираться в Елабугу, на стекольный завод Сергея Александровича Шишкова, где Алексею Толстому, как студенту-практиканту, надлежало изучать стекольное производство. Пришла пора, ничего не поделаешь. Слово «надо» прочно вошло в со знание Толстого. Весело, с приключениями добирались до Сугинского завода. Радушно встретили их братья Шишковы, Сергей Александрович и Николай Александрович, доводившиеся дальней родней Толстому. Толстой просто и откровенно рассказывал о поездке:

— Добирались сюда ужасно курьезно. Если б поехали как обычно, первым пароходом, на «Меркурии», то выиграли бы сутки, и ничего бы с нами не произошло. Но мы поехали к Богородску. И с этого все началось. Подъезжаем мы к Богородску, а мимо нас уходят один, другой пароходы, и наконец, когда привалили, то ушел последний, и мы остались на бобах. Взяли билеты на Казань, переночевали в оной и в 8 часов побежали на Кайенское, но, увы, только въехали в Каму, как стоп, сломалась машина, да так, что и починить нельзя. Мы и сидели весь день до 11 часов вечера. Конечно, тут же перезнакомились с пассажирами, купались, в общем весело провели время: нам играли и танцевали татары и пр. В 11 сели на другой пароход и о ужас, хвать-похвать, маршрута-то нет, позабыли дома. Помнил я, что Николай говорил когда-то, еще весной, о какой-то Елабуге. Спросил, сказали, что это город. Отлично, едем туда. Прибыли в Елабугу. «Завод Сугинский есть такой?» — спрашиваю. Как нет, говорят, есть, верст 95 от Елабуги будет». Ну мы и протряслись сбоку шоссе, ибо само шоссе было в ремонте 45 верст, и на рассвете решили переночевать на въезжей. Хорошо, только расположились, но мухи, мухи окаянные, спать не дали, жужжат и кусаются. Мы на двор. Свернулись клубком в какой-то тележке и проспали до 9 часов, а оттуда остальные 50 по кочкам, по лесу, по пашням, пыли и по солнцу сделали. Со мной в дороге чуть удар не сделался, а Юля на последней станции чуть в обморок не упала. И в довершение всех ее огорчений я сломал у нее зонтик.

Сергей Александрович заверил их, что все их неурядицы позади, он позаботится, чтобы им было хорошо.

— Главное, Алеша, климат и местность чудные. Городок маленький, чистый, аккуратно отстроенный, со всеми угодьями. Завод не знает никаких эпидемий, хотя полторы тысячи жителей. Да вы и сами скоро убедитесь в этом.

Все складывалось отлично. Простота, общительность, неподражаемый юмор Алексея Толстого сразу сблизили его с тем небольшим кругом лиц, которые бывали в доме Шишковых. Тем более что Ольга Леонтьевна Тургенева, сестра матери, жившая здесь, оказала ему полное содействие на первых порах. За себя-то он ничуть не беспокоился. С любым человеком мог найти общий язык. А вот как Юля? И как же он обрадовался, когда Юля начала сходиться с женой Сергея Александровича, очень простой и милой Евгенией Юрьевной. Не совсем приятным показался ему князь Хованский, с которым он познакомился во время путешествия по заволжским имениям своих родственников. Правда, может, он ошибается, трудно определить человека. Но почему князь взял себе жену на семь лет старше себя? Может, у нее большое приданое, а у него совершенно ничего нет, кроме титула? Расспрашивая Шишковых о «кисленьком» князьке, Алексей Толстой вовсе и не предполагал, что придет время, и его наблюдения, полученные в глухой Елабуге, найдут свое отражение в романе «Хромой барин» и драме «Касатка»: князь Краснопольский и князь Вельский в известной степени списаны с князя Хованского. Не предполагал он и того, что на его глазах разыгравшаяся любовная драма между братьями Шишковыми и его теткой Ольгой Леонтьевной через несколько лет послужит ему сюжетной основой для одной из первых его повестей — «Заволжье» («Мишука Налымов»): Ольга вышла замуж за нелюбимого Н. Шишкова.

В нем еще не проснулся писатель, но он уже подмечал детали, одежды, светотени внутреннего мира. Незаметно для него все наблюденное откладывалось в его духовные запасники, зрело там до поры до времени, чтобы однажды обнаружиться в слитках бесценного житейского опыта. А пока он регулярно вставал в полдевятого или в девять. Пил чай и шел в Гуту № 3 на постройку печи. Сидел там до 11 или 12. Целый час до обеденного свистка играл в крокет с Сергеем Александровичем или с главным бухгалтером. Потом вкусный обед, после которого отправлялся или снова в Гуту № 3, или чертить, или в Гуты № 1 и 2, смотря по тому, что более необходимо. Вечером — опять крокет и бесконечные разговоры, а если нет настроения, то проводил время за чтением.

Работать здесь было очень интересно, особенно привлекло его внимание стеклянное производство, с которым он знакомился детально и всерьез. Ему хотелось самому попробовать выдуть хоть одну баночку, но ничего не получалось — трудная это была операция для новичка, да и как-то не попадал он к началу работы, когда трубки еще не заняты. А трубку брать у мастеров неловко, так как все они работали сдельно и ценили каждую минуту.

Уехала Юля. Уехал князь Хованский. Да недолго и ему здесь оставаться. В Самару он писал: «Но что здесь хорошо, так это климат, понимаете, самая точка, ни тепло, ни холодно, дышать легко, даль прозрачная, очень похож на наш финляндский климат…»

Казалось бы, Елабуга — глухомань, ничего не даст ему, а получилось наоборот, интересная, увлекательная работа, глубокне, необычные характеры. Алексей уезжал из Елабуги чуть грустным. Ольга Леонтьевна, такая красивая и замечательная, выходила замуж без любви. А что делать? Тосковать одной всю жизнь? Много ли найдется таких молодых людей, благородных и скромных, как Николай Александрович Шишков?

Новый учебный год в Петербурге начинался спокойно, без особых треволнений. «В Питере мокреть и снег, серо и не уютно, гадкий городишко. К Екат. Петр, (хозяйка квартиры) мы приехали как домой все равно. С понедельника начинаем заниматься, — писал Алексей в Самару. — В первый же день Юля отправилась в институт, а я кроме того еще на Невский к Доминину и Леснеру на биллиарде сражаться. Вообще точно еще не уезжали из городишка».

Юля, учившаяся в медицинском, обложилась черепами и зубрила напропалую. Успешно сдавала зачеты, готовилась к экзаменам. Алексей понимал ее усердие, старался делать все, чтобы не мешать ей: ведь скоро она будет матерью, и неизвестно, как сложится ее дальнейшая студенческая жизнь. Первые месяцы он мог бы позволить себе работать без особого напряжения. Но замучили чертежи. Сколько раз он посылал проклятья по адресу этих чертежей. Чертит, чертит, конца-краю нет, особенно ядовиты архитектурные, целые дни вырисовывает кружочки перышком, углышки, карнизики на дому, да еще руководитель подойдет и скажет, что это не соответствует действительности. Только и отрада — домой придет, а жена ждет его за самоваром. Отдохнет немного, а потом начнут собираться в театр. Уж очень они с Юлей полюбили оперетку. Но чаще всего сидели дома, читали пли занимались. Даже у тетки Варвары Леонтьевны не хотелось бывать, там наверняка без толку просидишь весь вечер.