Сергей Кремлев - Ленин. Спаситель и создатель

Давно было сказано: кто везёт, на того и грузят.

Но как же это было утомительно и как стёсывало нервы, здоровье, жизнь… Заполняя анкету для делегатов Х Всероссийского съезда РКП(б), он в графе «Состояние здоровья и инвалидность» написал: «здоров». Но так ли это было? Осенью 1917 года театральный гримёр-парикмахер в Хельсинки давал ему лет на десять меньше, чем было на деле… Теперь он разменял шестой десяток… Казалось бы – что такое пятьдесят один год для крепкого мужчины, спортсмена?! Однако он теперь старел – его год можно было считать…

А за сколько, кстати?

Гено – врач кардинала Мазарини, в романе Дюма засчитывал кардиналу год Фронды за три и даже за четыре… А как надо было засчитывать послеоктябрьские годы Ленину?

Год за век?

Ну, если и не за век, то уж за десятилетие – точно… И по этому «счёту Гено» Владимир Ильич имел за спиной все восемьдесят годков. Он был внешне бодр – даже если уставал, но суровая эпоха, творцом которой он стал, постепенно здоровье стёсывала…

А дела было больше, чем толковых помощников…

Бестолковых – и то не хватало!

Об этом часто забывают – да что там «часто», об этом забывают всегда! , но на фронтах гражданской войны погибли многие тысячи, если не десятки тысяч сильных партийных работников и просто талантливых, прекрасных людей, чей огромный потенциал организаторов, если бы он был использован, мог бы придать социалистическому преобразованию России совершенно иной характер уже в начале 20-х годов – намного более спокойный и деловой…

Этот же фактор фатально повлиял позднее на послевоенную судьбу советского общества после Великой Отечественной войны – она отняла у Сталина и России миллионы активных строителей социализма.

А гражданская война отняла множество реальных или потенциальных кадров у Ленина. На юге погиб матрос Железняков, в Средней Азии эсеры и англичане расстреляли Шаумяна и других бакинских комиссаров, на Дальнем Востоке японцы сожгли в паровозной топке Сергея Лазо… Погибли Чапаев, Пархоменко, Щорс… Этот счёт, между прочим, тоже не мешало бы выставить историкам к интервентам, к западным организаторам и «белым» исполнителям гражданской войны…

Да, толковых кадров не хватало, так что делб шли так, как они шли… А ведь отдельную проблему составляли и «примазавшиеся»…

Весной 1918 года в брошюре «Очередные задачи Советской власти» Ленин предупреждал:

«Ни одно глубокое и могучее народное движение в истории не обходилось без грязной пены – без присасывающихся к неопытным новаторам авантюристов и жуликов, хвастунов и горлопанов, без нелепой суматохи, бестолочи, зряшной суетливости, без попыток отдельных вождей браться за 20 дел и ни одного не доводить до конца. Пусть моськи буржуазного общества от Белоруссова [Белевский А.С. (1859–1919), правый народник нашедший общий язык вначале с Корниловым, а потом с Колчаком. – С.К .] до Мартова визжат и лают по поводу каждой лишней щепки при рубке большого старого леса. На то они и моськи, чтобы лаять на пролетарского слона. Пусть лают. Мы пойдём себе своей дорогой, стараясь как можно осторожнее и терпеливее испытывать и распознавать настоящих организаторов, людей с трезвым умом и практической смёткой…» [1217]

Однако легко сказать: «Мы будем распознавать…» Распознать на деле было много сложнее, и Ленин говорил на Х съезде:

– Мы изнемогаем от недостатка сил, малейшую помощь сколько-нибудь дельного человека, – а из рабочих втройне, – мы берём обеими руками. Но у нас таковых нет… Становитесь вместе с рабочими и научите, как бороться с бюрократизмом, а не выступайте так, как выступал Шляпников… Он говорил, что гноят картошку, и спрашивал, почему Цюрупу не предают суду… А я задаю вопрос: почему не предают суду Шляпникову за такие выступления? Что – мы в организованной партии о дисциплине, единстве говорим серьёзно или же мы на собрании кронштадтского типа [1218]?

Досада и горечь на Шляпникова у Ленина были тем бульшими, что речь шла о старом кадровом большевике, много сделавшем для партии, в том числе – в сложные для неё времена Первой мировой войны. И своё заключительное слово 9 марта 1921 года по отчёту ЦК на Х съезде Ленин как начал с критики «рабочей оппозиции», так и закончил ей, навалившись персонально на Шляпникова:

– Когда мы создавали Контрольную комиссию (ЦКК, – С.К .), так и говорили: ЦК завален административной работой, давайте выберем людей, которые пользуются доверием рабочих, которые будут разбирать жалобы за ЦК. Почему же, если Цюрупа действовал так неправильно, это не обжаловано в Контрольной комиссии, а Шляпников является сюда, на съезд, перед ответственнейшим собранием партии и Республики и бросает обвинение по поводу того, что сгноили картошку? А я спрашиваю, разве в военном ведомстве не бывает ошибок? И что же – предавать суду таких военных работников? Когда такие обвинения бросаются с кондачка, да ещё и с тоном злорадства, тогда предайте суду нас – ЦК. Мы считаем, что такое выступление – демагогия. Нужно предать суду либо Цюрупу и нас, либо Шляпникова, но так работать нельзя… [1219]

В заявлении Ленина не было и тени уязвлённого мелкого самолюбия. Он – что бывает в жизни очень редко – не просто был лоялен к умной критике, он её, без преувеличений, даже не приветствовал, а любил !

Но – умную критику.

4 марта 1922 года в «Известиях ВЦИК» было опубликовано стихотворение Владимира Маяковского «Прозаседавшиеся» с такой концовкой:

Ленин, выступая 6 марта на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов (8 марта его речь была опубликована в «Правде»), откликнулся на «Прозаседавшихся» так:

– Вчера я случайно прочитал в «Известиях» стихотворение Маяковского на политическую тему. Я давно не испытывал такого удовольствия, с точки зрения политической и административной. В своём стихотворении он вдрызг высмеивает заседания и издевается над коммунистами, что они всё заседают и перезаседают. Не знаю, как насчёт поэзии, а насчёт политики ручаюсь, что это совершенно правильно… [1220]

Стихи Маяковского были умной критикой, но, вообще-то, умно критиковать лично Ленина было делом крайне сложным: очень уж мало объективных поводов к тому давал Владимир Ильич…

Возвращаясь же к «гнилой картошке Цюрупы», сообщу, что свою речь 9 марта 1921 года Ленин закончил так:

– Если Цюрупа совершил беззаконие, и мы, ЦК, прикрываем это, – то, пожалуйста, выступайте с определённым обвинением, а не бросайте слов, которые будут завтра здесь, в Москве, и по беспроволочным сплетням немедленно переданы буржуазии; завтра все кумушки советских учреждений будут, подпираясь руками, злорадно повторять ваши слова. Если Цюрупа таков, как обвиняет его Шляпников, если, как он требует, его нужно предать суду, то я утверждаю, что над этими словами надо серьёзно подумать; такие обвинения просто не бросаются. Тех, кто выдвигает подобные обвинения, или удаляют из партии, или говорят: мы посылаем тебя к картошке, в губернию такую-то, – посмотрим, меньше ли будет картошки сгноено, чем в тех губерниях, которыми руководил Цюрупа [1221].