Владимир Виноградов - Наш Ближний Восток. Записки советского посла в Египте и Иране

Бехешти резко и быстро сказал: есть два препятствия. Первое: имеются «секретные доклады» об участии «русских агентов» в разжигании волнений в иранском Азербайджане, о подрывной деятельности там «советского генконсульства».

Я ответил: никаких «русских агентов» в иранском Азербайджане нет, как и нет там советского генконсульства.

Бехешти смутился: «Ну, может быть, там есть ваше торгпредство, не придирайтесь, я мог запамятовать».

Ответил ему, что и торгпредства нет, сказал, что этот «секретный доклад» – такая же фальшивка, как недавняя листовка-письмо к советскому послу с просьбой о присылке советских войск.

Бехешти огрызнулся:

– Мы умеем отличать правду от лжи!

– Возможно, это и так, но та стряпня, о которой вы упоминаете, точно такого же свойства, как была при шахе, когда причины всех внутренних волнений возлагали на Советский Союз…

…Через год с лишним Бехешти удалось добиться смещения Банисадра с поста президента. Казалось, открываются возможности для продвижения Бехешти к власти. Но летом 1981 г., когда я находился в отпуске в Москве, в Иране произошли невероятные драматические события. Вслед за бегством Банисадра в Париж в стране начались массовые аресты тех, кого можно было отнести к людям, симпатизировавшим смещенному президенту. Для многих появилась и возможность сводить личные счеты.

Как всегда, такая обстановка стала удобной и для террористической деятельности. Кто-то убил Аята – видного деятели ИРП. А затем поступило сенсационное сообщение: мощным взрывом было обрушено здание, где заседало руководство ИРП во главе с Бехешти, на нем присутствовали многие министры и другие видные деятели, группировавшиеся вокруг Бехешти. Бехешти погиб. Присутствовавшие на заседании Раджаи, Рафсанджани и Набави остались живы – они по каким-то причинам раньше покинули заседание.

Были объявлены выборы нового президента. Им стал Раджаи – бывший премьер-министр, послушный исполнитель воли религиозно-политических деятелей, главный противник Банисадра. Премьер-министром был назначен Бахонар – религиозный деятель.

Однако в тот день, когда они совместно рассматривали планы борьбы с террористами, в здании, где они находились, – служебной части канцелярии премьер-министра – произошел опять взрыв. Оба были убиты.

Хомейни назначил президентский совет в составе Рафсанджани, Ардебили и Няни (все политико-религиозные деятели высокого сана), премьер-министром – Няни. Объявили, что скоро будут выборы нового, третьего по счету, президента.

Снова аресты, аресты, облавы, расстрелы… За несколько месяцев после побега Банисадра, как сообщали, было расстреляно более 900 человек. И тем не менее взрыв за взрывом: убит генеральный исламский прокурор Нуддуси, такая же участь постигает ряд известных религиозных деятелей – ставленников Хомейни в провинции.

Когда в первых числах сентябре 1981 г. я вернулся в Тегеран, некоторые районы его было трудно узнать. У зданий штабов пасдаров, их казарм, исламских ревсоветов, министерств, не говоря уже о районе, где размещалось правительство, – уличные укрепления: каменные будки с бойницами, откуда торчат рыла пулеметов; бункеры из мешков с песком, в которых к прикладу автоматических винтовок припали пасдары; проезжая часть улицы исковеркана волнистыми ребрами – чтобы нельзя было развить скорость, автомобили ехали медленно, уродливо медленно переваливаясь с носа на корму (эти надолбы мы прозвали «тегеранские волны»), иногда эти «волны» делались такими высокими, что проезжать можно было только зигзагами. Одним словом, повсюду напряженная атмосфера. И действительно, то в одной, то в другой части города, иногда днем, прямо днем на оживленной, полной народу улице взрывалась граната, бомба – убитые, раненые…

Исламская республиканская партия и «хезбаллахи» валили все на моджахедов и другие левые организации. Но уж слишком они усердствовали в этих быстрых и немедленных обвинениях. У иностранных послов западных и ближневосточных стран складывается мнение, что нельзя все приписывать моджахедам, в стране действуют самые разнообразные силы, в том числе и в правящих кругах, – в борьбе за власть.

Несмотря на значительный урон, который понесло политико-религиозное руководство страны, главная фигура осталась у власти и ее позиции стали еще прочнее – это Хомейни, его непосредственное окружение и те, кто ему предан и не может претендовать на какое-либо равенство с ним. Правда, становилось известным, что «великие аятоллы» не очень-то были довольны таким разворотом событий. Они считали, что Хомейни слишком много берет на себя в интерпретации ислама, что его линия на вовлечение духовенства в управление государством ведет лишь к усилению ответственности за все, что происходит в стране, и, наконец, такая активизация политической роли духовенства просто становится физически опасной для духовных деятелей.

У Хомейни и тех, кто вокруг него, видимо, была другая точка зрения: с политической арены устранена не только либеральная буржуазия и кое-кто из конкурирующих религиозно-политических деятелей. Остается очень опасный соперник – моджахеды, самая боевая левая организация, если ее ликвидировать – с остальными левыми справиться будет легче. Тогда можно было говорить о полном и нераздельном господстве духовенства во внутренней жизни Ирана.

Следующим объектом для подавления были «моджахеды» – боевая сплоченная группа левых взглядов, не отрицавших ислама, но выступавших за коренное переустройство общества. Она представляла, с точки зрения духовенства и тех, кто лепился вокруг него, пожалуй, наибольшую опасность. К моджахедам примыкала значительная часть революционной молодежи, верившей в ислам как учение о социальной справедливости. Ведь само духовенство никаких мер для установления социальной справедливости не предпринимало. А у моджахедов – конкретная программа, основывающаяся, как они говорят, на Коране.

И вот уже на улицах устраиваются нападения на демонстрации моджахедов. Дело, как всегда, доходит до спровоцированных вооруженных столкновений. На улицах – уже кровь тех, кто делал революцию. На моджахедов обрушивается лавина обвинений в измене исламу, родине, предательстве, шпионаже.

Моджахеды не сдаются, из всех оппозиционных режиму сил они проявляют наибольшее упорство. Несмотря на официальный запрет, на улицах можно видеть девушек и молодых парней, из-под полы продающих свою боевую газету «Моджахед». Облавы следуют за облавами, но организацию вытравить не удается. Тогда власти прибегают к методам варварского устрашения: на глазах родителей вешают 12—14-летних «моджахедов», захваченных с оружием. По всей стране проносится глубокая, с болью волна возмущения. Но в ответ – новые расстрелы, аресты. Часто моджахеды, чтобы не подвергаться зверским пыткам, подрывают сами себя гранатами, когда оказываются в безвыходном положении. Казалось бы, уже вот все – разгромлено. Но в ответ – вдруг мощный выход на улицы десятков тысяч моджахедов с оружием, следуют нападения на штабы пасдаров, «хезболлахов», подожженные автомашины на улицах. Вновь стрельба. Но всем понятно: моджахеды живы, не сломлены. Действия, конечно, с отчаяния, иногда неразумные, но последовательные с точки зрения логики борьбы, которая ведется против них.