Джек Мэтлок - Смерть империи

Правительство Рыжкова все больше утрачивало популярность, обстановка накалялась. Дважды в Верховном Совете РСФСР звучали предложения о вынесении недоверия, однако Ельцин убеждал, что они «преждевременны», и предложения не прошли. Даже если бы предложение о недоверии прошло, оно не имело бы никаких юридических последствий, поскольку только парламент СССР мог сменить премьер–министра. Тем не менее, для Рыжкова это было тяжелым политическим ударом.

Даже после того, как Горбачев дал указание Аганбегяну соединить два плана, многие наблюдатели надеялись, что операция окажется косметической и результатом в конечном счете станет внедрение подхода, характерного для Шаталинских «500 дней». Опросы свидетельствовали, что большинство советских граждан уже одобряли переход к рыночной системе (при том, разумеется, что многие не понимали, что это такое) и что большинство опрошенных утратило доверие к правительству Рыжкова. Наконец–то Горбачев оказался в состоянии осуществить радикальные реформы, о которых он столько лет говорил, и многие (учитывая опасность, какую несла затяжная борьба с Ельциным и российским парламентом, не сумей он этого) верили, что Горбачев обеспечит, чтобы изменений в Шаталинской программе оказалось мало.

Надежды эти рухнули, когда в середине октября согласительный документ был наконец–то обнародован, В нем оказались опущены ключевые элементы Шаталинского подхода: быстрая приватизация и децентрализация — и сохранялись многие особенности правительственного подхода, уже доказавшие свою несостоятельность, такие как указные повышения цен.

На следующий день после обнародования документа я пригласил Аганбегяна и еще нескольких экономистов на обед по случаю прибытия в Москву министра обороны Ричарда Чини. Экономисты, не участвовавшие в работе правительства Рыжкова, в том числе Олег Богомолов и Павел Бунич, выразили недоумение по поводу того, как мог Аганбегян связатьсвое имя с этой пародией. Аганбегян даже и не пытался защищать план, носивший отныне его имя. Признавшись, что проект был составлен им, он настоятельно подчеркивал, что писалось все по указке Горбачева и что в плане много такого, с чем сам он не согласен. Горбачев, сказал он, несколько раз прошелся по плану строчка за строчкой и потратил больше сорока часов на работу с ним.

Результат подтвердил то, что уже подозревалось многими: Горбачев плохо разбирался в экономике вообще и в рыночной экономике в особенности. Возникал вопрос, не утратил ли он присущего ему острого политического чутья — ведь утвержденный им план с неизбежностью вел к росту внутренней напряженности в стране.

Ельцин, три недели не подававший о себе вестей после автомобильного происшествия, явился общественности, чтобы выразить несогласие с планом и заявить, что тот оставляет РСФСР три выхода: отвергнуть его с порога, идти своим путем с собственной программой или выжидать шесть месяцев, пока неизбежный экономический крах не вынудит взять на вооружение иной подход.

На парламент СССР российские возражения не подействовали, и Горбачеву удалось добиться формального одобрения своего плана. И сразу же собственная его экономическая команда стала распадаться. 3 ноября реформистская газета «Комсомольская правда» опубликовала язвительное заявление, подписанное основными сотрудниками Шаталина, в том числе и двумя членами Президентского Совета. В нем указывалось, что компромиссная программа слишком мелка, слишком запоздала и работать не будет, а Горбачев пустил по ветру поддержку республик, все из которых, за исключением Эстонии, в августе согласились с Шаталинским подходом; инфляция, предсказывалось в заявлении, вырвется из–под контроля. «Переход крыночным отношениям будет происходить теперь не через стабильность рубля, а через инфляцию и запоздалые меры обуздать ее», — заключали авторы скорбно — и провидчески. [85] «Комсомольская правда» от 4 ноября 1990 г. Письмо подписали члены Президентского Совета Станислав Шаталин и Николай Петраков, а также директор ИМЭМО Владлен Мартынов и два видных деятеля в правительстве РСФСР Григорий Явлинский и Борис Федоров.

А в это время правительство Ельцина спешно подписывало экономические соглашения с другими республиками и отстаивало право на собственное ведение одной сферы за другой, включая право собирать налоги в России и решать, какую их часть направлять центральному правительству Призрак двоевластия начал обретать плоть.

————

К октябрю я осознал, что мои весенние и летние предположения по поводу тактики Горбачевской игры не находят подтверждения. Горбачеву удалось ослабить Коммунистическую партию до такой степени, что она уже не в силах была автоматически заблокировать реформу, и все же он не смог пойти дальше и воспользоваться своей победой. У Шаталинской программы имелись недостатки, и осуществлялась бы она не столь плавно, как предсказывали авторы, но она двинула бы хозяйственную систему в правильном направлении. Отказ от нее стал одной из роковых ошибок Горбачева.

Почему он отступил от радикального реформирования, как только обрел настоящую возможность осуществить его? Возможно, потому что боялся утратить власть. Правительственные бюрократы, консервативные партработники и КГБ объединили силы, утверждая, что быстрый переход к частной собственности и размывание централизованного хозяйственного управления приведут к общественным беспорядкам, включая забастовки и демонстрации. Желание получить осуществимый план сменилось у Горбачева страхом, а страх породил бессвязный подход, осуществить который было нельзя. А между тем непоследовательность Горбачева укрепляла центробежные силы, раздиравшие империю, как раз тогда, когда стягивавшие ее скрепы оказались порваны.

Наступает диктатура — заявляю об этом со всей ответственностью.

Эдуард Шеварднадзе, 20 декабря 1990 г.

Лаже тогда, когда он [Горбачев] говорит правые речи, страна все равно идет влево.

Андрей Сахаров, декабрь 1989 г.

Несмотря на то, что экономика ветшала, этническая напряженность росла, а разгул преступности вырастал в проблему, в конца лета 1990 года многие советские интеллектуалы сохраняли редкое и необычно оптимистическое настроение. Горбачев, было похоже, отразил нападки ретроградов–партийцев и завершил расчистку площадки для великого торга с союзными республиками, в том числе и с Ельцинской Россией.

Впрочем, время прекраснодушных ожиданий оказалось кратким. Встряску дали распоряжения Горбачева слить воедино Шаталинский и Рыжковский планы. Те немногие из наблюдателей, кто не оставлял надежды, что «увязывание» обоих планов не обратится в шараду, где неназванными останутся ключевые характеристики Шаталинского подхода, утратили все иллюзии, когда в октябре программа появилась в редакции Горбачева—Аганбегяна. Никто не верил в ее осуществимость, и падение престижа, авторитета и подлинной власти Горбачева ускорилось.