Пеле - Исповедь влюбленного в жизнь

Бразильцы любят прозвища. Уж я-то знаю, у меня их несколько было. Первым было «Дико». Это прозвище придумал дядя Жоржи, и в моей семье оно прижилось. Мама до сих пор меня так называет.

В Сантос некоторое время меня называли «Газолина» («бензин»). Прозвище понравилось остальным членам команды, а мне было интересно, долго ли оно продержится. К счастью, его вскоре забыли. Если Зито, который его и придумал, прозвал меня так из-за моего цвета кожи, тогда это глупо; бензин делают из нефти, и он белый или синий, или зеленый… Это нефть черная. Мне было все равно. В любом случае Зито думал о бразильском певце по имени Газолина.

Все остальные, конечно, знают меня как Пеле. Я помню, что поначалу это имя меня раздражало. Я очень гордился тем, что меня назвали в честь Томаса Эдисона, и хотел, чтобы меня звали Эдсон. Тогда я считал, что Пеле – нелепое имя. А Эдсон – это звучало намного серьезнее и важнее. Так что когда кто-нибудь говорил: «Эй, Пеле», я очень злился. Однажды я ударил одноклассника из-за этого и был отстранен от уроков на два дня. Как и следовало ожидать, желаемого эффекта мой поступок не возымел. Другие дети поняли, что это меня раздражает, а потому начали еще чаще называть меня Пеле. Тогда я осознал, что с этим ничего не поделать. Теперь мне нравится это имя – но тогда оно выводило меня из себя.

Существует множество историй, якобы объясняющих происхождение этого имени. Как и в случае с Трес-Корасойнсом, можно выбирать из разных версий. Происходит ли оно от гаэльского слова, обозначавшего футбол? Хорошая история, но неправдоподобная. Связано ли оно с турецким иммигрантом в Бауру, который увидел, как я коснулся мяча рукой во время матча, и на корявом португальском крикнул: «Ногой, дурак!» [2] По-португальски «нога» – «perna». – Прим. ред. Опять же, слишком натянуто.

Я не могу быть абсолютно уверен в том, откуда именно взялось прозвище «Пеле», но вот самая правдоподобная версия. Началось все с папиного товарища по команде, когда он играл за команду «Васко-ди-Сан-Лоренсу». Он являлся вратарем, и его называли «Биле» по непростым и очень бразильским причинам.

По-настоящему же его звали Жозе Лино, и он был родом из очень маленького городка к югу от Минас-Жерайса под названием Викосу. В двухлетнем возрасте маленький Жозе все еще не говорил, и это крайне беспокоило его маму, вдову Марию Розалину. Бразильцы очень набожны и всегда верят в необъяснимое, в сверхъестественное, и Мария Розалина не была исключением. Она решила собрать benzedeiras , женщин, которые проводили своеобразные оккультно-медицинские ритуалы в полнолуние. Даже когда люди не верят в подобные вещи, они все равно не осмеливаются подвергать сомнениям эффективность ритуалов, и Мария Розалина надеялась, что они помогут излечить Жозе. Benzedeiras приступили, начав с крика «Били-билу-тетея!» – это что-то вроде «абракадабры». Ритуал проводился не один раз; история гласит, что он продолжался неделями. И однажды (о чудо!) мальчик закричал: «Биле!» Все радовались его исцелению. Так у него появилось прозвище – «Биле», которое прилипло к нему, когда мальчик вырос и стал вратарем в папиной команде.

Примерно двадцать лет спустя Дондиньо стал брать меня на тренировки «Васко» – это было еще до того, как мы переехали в Бауру, мне тогда было года три-четыре. Как только у меня появлялась такая возможность, я пробирался к воротам и играл там. Когда мне удавалось остановить мяч, я кричал: «Отлично, Биле!» или «Здорово отбил, Биле!» Поскольку я был еще совсем маленьким, я почему-то исковеркал это прозвище и сказал, что, когда вырасту, то хочу быть вратарем как «Пиле». Когда мы переехали в Бауру, то «Пиле» превратилось в «Пеле». То ли я сам изменил прозвище, то ли, как говорит дядя Жоржи, в этом виноват мой сильный акцент, характерный для жителей Минас-Жерайса. В Бауру меня часто не понимали. И тогда один мальчик – не помню, кто именно – начал дразнить меня, называя «Пеле».

Так что благодаря тому вратарю Биле и небольшой шутке одноклассника я стал Пеле. Теперь это имя знают по всему миру, и я уже не имею ничего против него.

До того, как ко мне привязалось прозвище «Пеле», меня еще называли сыном Дондиньо. Сперва я очень этим гордился – я был отпрыском звезды местного клуба. И это означало, что за мной также закреплялась репутация хорошего футболиста. Куда бы я ни пошел, я слышал: «Гляди, сын Дондиньо». Часто молодежные клубы хотели, чтобы я играл за них в соревнованиях и иногда даже спрашивали разрешения у папы. Некоторые из них давали сэндвич за участие, а другие и этого не могли себе позволить. Обычно я выбирал команду, прислушиваясь к тому, что говорит мне мой желудок.

Но у этой репутации также были и недостатки. Мы много играли на улицах и иногда от этого страдала сохранность окон. Разумеется, когда это происходило, то все пытались смыться с места преступления. Обычно это заканчивалось тем, что разъяренные взрослые стучали в нашу дверь и говорили моим родителям: «Ваш сын только что разбил мое окно!»

Даже если мама или папа пытались отнекиваться, соседи отвечали: «Это ваш сын в футбол играет, его все знают в округе!».

Часто, даже если на самом деле я был не виновен, маме приходилось платить, ради чего она за копейки стирала и гладила белье. Некоторое время во всех проблемах района обвиняли сына Дондиньо.

Мне было девять лет, когда в 1950 году в Бразилии проходил Чемпионат мира по футболу. В день финала, 16 июля, папа решил устроить у нас дома вечеринку. Он пригласил около пятнадцати друзей, включая коллег по «БАК» и их семьи. Каждый принес какое-нибудь блюдо или напиток, и я помню, как стол ломился от пирогов, сладостей, сэндвичей и пива. Бразилия играла с Уругваем, и мы собирались отмечать победу. Наша страна принимали чемпионат, мы были фаворитами. На пути к финалу мы сокрушили швейцарскую и испанскую команды со счетом 7:1 и 6:1 соответственно, и мы бы забрали трофей, если сыграли хотя бы вничью.

В те дни телевизоров у нас не было, так что своим представлениям о профессиональном футболе я обязан радио и книжкам с наклейками. Я знал всех футболистов бразильской сборной. Особенно мне нравился Адемир, ставший лучшим бомбардиром того чемпионата, Зизиньо и Барбоза, вратарь. У меня хранились наклейки со всеми ними.

В то время у нас было большое квадратное радио с двумя кнопками. Кажется, оно лучше принимало станции Рио, а не Сан-Паулу, а это означало, что мы больше знали о клубах Рио, и я стал фанатеть от «Васко да Гама». Конечно, к международным играм это не имело никакого отношения. Что-то волшебное было в том, как мы слушали трансляции футбола по радио, что по-настоящему способствовало развитию детского воображения.