Михаил Воротников - Г К Жуков на Халхин-Голе

17 сентября Г. К. Жукову было доложено о появлении японо-маньчжурских парламентеров с белыми флагами. Они запросили о месте и часе начала переговоров. Посоветовавшись, командование ответило, что переговоры состоятся в 17.00. На командном пункте готовились к переговорам, уточнялся состав комиссии. Кроме начальника политотдела П. И. Горохова и редактора газеты "Героическая Красноармейская" Д. Ортенберга, работать в комиссии собрался и писатель В. Ставский, а также некоторые работники штаба.

Писателя В. Ставского было решено включить секретарем комиссии в форме старшины. Но тут возникли непредвиденные трудности - не оказалось нужного размера обмундирования, а солдатская гимнастерка, брюки и кирзовые сапоги, которые были на нем, для этой цели не подходили. В этот же день ничего не удалось сделать, и писатель все-таки остался в старой одежде. Поэтому принять непосредственное участие в предварительной встрече ему не удалось. Он просидел в машине в нейтральной зоне в мучительной досаде на интендантов, довольствуясь лишь тем, что видел, как сошлись представители сторон и повели переговоры. На этой встрече был оглашен состав японской делегации, которую возглавлял генерал-майор Фудзимото.

Вернувшись на Хамар-Дабу, В. Ставский заметил, что их делегацию возглавляет генерал, а нашу - полковник. "Чем же мы хуже?" - шутливо заметил он на встрече с Г. К. Жуковым. Военный Совет, оценивая важность предстоящих переговоров, шифротелеграммой сделал представление в правительство. Наутро 18 сентября полковника М. И. Потапова поздравляли с присвоением ему первого генеральского звания - "комбриг".

Комиссия должна была уточнить пограничную линию, на которой предстояло закрепиться нашим войскам, договориться об обмене пленными, определить порядок вывоза трупов японских солдат и офицеров. Для нас этого не требовалось, так как на японской территории мы не воевали.

Командование советско-монгольскими войсками, руководствуясь указаниями своих правительств, разрешило японской стороне собрать в районе Халхин-Гола трупы своих солдат и офицеров, погибших при вторжении на территорию МНР.

Начавшись 18 сентября, переговоры длились несколько суток. В первый день утро как-то быстро стало пасмурным и холодным. Усиливающийся ветер неведомо откуда нагонял низкие дымчатые тучи, и все ждали, что вот-вот пойдет дождь, поэтому оделись по-осеннему. Широкая солдатская шинель, затянутая ремнем, выдавала тучность фигуры В. Ставского, а манера держаться говорила о том, что в этом человеке мало военного. Японцам не составило большого труда понять, что Ставский далеко не тот "старшина", за которого его выдавали.

Со стороны японцев в работе принимали участие 11 человек, в том числе два полковника, подполковник и два майора. Один из них переводчик Оогэси. "Вначале, - рассказывал В. Ставский, - мы были встречены с любезной учтивостью. Японские солдаты поставили на стол бутылки с водой, конфеты, сигареты. Первым начал разговор Фудзимото. Я заметил, что он хорошо понимает по-русски, так как опережал переводчика, реагируя на мои слова".

При уточнении пограничной линии настроение, японцев резко изменилось. Они считали, что советские и монгольские войска, на момент встречи, занимают часть японской территории, и пытались предъявить свои топографические карты, на которых граница проходила на значительной глубине по территории Монголии, а местами по реке Халхин-Гол. Ложные доводы японцев тут же были опровергнуты. Их топографические карты оказались фальшивыми, заранее составленными для оправдания агрессивных устремлений. Забегая вперед, скажу: М. С. Никишев информировал Г. К. Жукова о том, что X. Чойбалсан, узнав о японских махинациях с топографическими картами на переговорах, сильно возмущался. На приеме, устроенном монгольским правительством в первых числах ноября 1939 года (при вручении правительственных наград Г. К. Жукову и М. С. Никишеву) мне самому пришлось услышать слова негодования по этому поводу из уст монгольского лидера.

Не по нраву пришелся и предложенный нашей комиссией порядок вывоза трупов. Противнику было сказано, выкапывайте их сами и постепенно отвозите, чтобы знать, сколько будет вывезено. В принципе договорились - закончить до наступления морозов, но начало работ не было согласовано. Отложено на завтра.

Второй день переговоров прошел в более холодной обстановке. Японцы стали мрачными, негостеприимными. На тех же столах лежали лишь две пачки папирос.

В результате достигнутого соглашения японцы в течение нескольких дней с 9 до 17 часов увозили трупы своих солдат, где их сжигали, а горсти пепла (с общего костра) отправляли в ящичках в Японию на родину для вручения семьям погибших. Работа проводилась в течение семи суток. Это действовало угнетающе на японских солдат, производивших уборку.

Характерным был еще один момент. Одновременно самураи вели разведку. Вопреки договоренности, в состав похоронных команд они включили своих разведчиков. Японцы пытались использовать все, только бы узнать, что делается в наших войсках и каким вооружением располагают.

Истинное лицо японцев проявилось при обмене пленными. Вот что докладывал Военному Совету начальник политотдела П. И. Горохов: "Мы сдали японских пленных в полном порядке: в новом зимнем обмундировании, чистыми, помытыми, побритыми. А наши пришли оборванные, обросшие..."

Примечательно было и то, что японцев не радовало возвращение на родину, они были удручены и печальны, ибо знали, что дома их ждут большие неприятности.

Так бесславно закончилась вооруженная агрессия японских милитаристов, пытавшихся силой захватить в МНР выгодный плацдарм для обеспечения развертывания своих агрессивных действий против МНР и Советского Союза в дальнейшем. Боевые действия на реке Халхин-Гол, и особенно августовская операция обогатили как нашу, так и Монгольскую народно-революционную армию ценным боевым опытом. Они показали высокие боевые качества советского оружия и военной техники и еще раз продемонстрировали прочность дружбы между народами СССР и МНР, основы которой были заложены еще В. И. Лениным и Д. Сухэ-Батором.

Поражение японского милитаризма на Халхин-Голе имело для него большие последствия. Японская внешняя политика потерпела полнейший провал, что привело к отставке 28 августа 1939 года кабинета Хиранумы, а также руководящего состава японской Квантунской армии. Это поражение были вынуждены открыто признать даже западные буржуазные исследователи. Так, английский историк М. Макинтош подчеркивал, что "Советская победа на реке Халхин-Гол имела важное значение и, пожалуй, во многом повлияла на решение японского правительства не сотрудничать с Германией в ее наступлении на Советский Союз в июне 1941 г."{44}.