Мария Башкирцева - Дневник Марии Башкирцевой

А между тем она королева, королева в момент, неоцененный для честолюбивых. Конечно ее роль отмечена историей.

А я!!!

Вторник, 18 июля. Сегодня я видела так много необыкновенного. Мы посетили знаменитого сомнамбулиста Alexis. Он консультирует почти исключительно о здоровье.

Нас ввели в полуосвещенную комнату, и так как графиня М. сказала, что мы пришли спросить не о здоровье, то доктор вышел, оставив нас одних со спящим человеком.

То, что передо мною был мужчина и особенно отсутствие всякого внешнего шарлатанства, возбудило во мне недоверчивость.

— Дело не касается вопроса о здоровье, — сказала графиня, кладя мою руку в руку Alexis.

— А! — сказал он с полузакрытыми и стеклянными, как у мертвеца, глазами. — В ожидании чего другого, ваша маленькая приятельница очень больна.

— О! — вскрикнула я испуганно и хотела просить его не говорить о моей болезни, боясь услышать что-нибудь ужасное. Но прежде чем я успела это сделать, он мне назвал мою болезнь — воспаление гортани, нечто хроническое: воспаление гортани, при очень сильных легких, что меня и спасло.

— Легкие были прекрасны, — сказал Alexis с сожалением, — теперь они попорчены; вам надо беречься.

Надо было бы записывать, так как я не запомнила всего сказанного о бронхах и гортани; для этого я вернусь завтра.

— Я пришла, — сказала я, — спросить вас об этой личности.

И я вручила ему запечатанный конверт с фотографией кардинала.

Но прежде чем рассказывать все эти необыкновенные вещи, надо заметить, что с внешней стороны не было ничего, могущего указывать на то, что я интересуюсь кардиналом. Я никому не говорила об этом. Да и зачем бы, казалось, молодой изящной русской девушке идти к сомнамбулисту говорить о папе, кардинале, о дьяволе?

Alexis держался за лоб и соображал; я теряла терпение.

— Я его вижу, — сказал он наконец.

— Где он?

— В большом городе, в Италии; он во дворце; окружен очень многими; это человек молодой… Нет, меня обмануло его выразительное лицо. Он седой… он в форме… ему за шестьдесят…

Я, слушавшая до сих пор с возрастающей жадностью, была неприятно поражена.

— В какой форме? — спросила я, — это странно: он не военный.

— Разумеется, нет!

— Нет, тогда какая-же на нем форма?

— Странная; не нашей страны… это…

— Это?

— Это священническая одежда… Подождите… Он занимает очень высокий пост, он управляет другими, он епископ… нет! он кардинал.

Я вскочила и сбросила мои калоши на другой конец комнаты. Графиня умирала со смеху, глядя на мое волнение.

— Кардинал? — повторила я.

— Да.

— О чем он думает?

— Он думает об очень важном деле, он очень занят им!

Медлительность Alexis и трудность, с которой он произносил слова, раздражали меня.

— Дальше, посмотрите с кем он? Что он говорит?

— Он с двумя молодыми людьми… военными, два молодых человека, которых он видит часто, они придворные.

Я всегда видела на субботних аудиенциях двух военных, довольно молодых, которые находились в папской свите.

— Он с ними говорит, — продолжал Alexis, — говорит на иностранном языке… на итальянском!

— На итальянском?

— Э, да он очень образован, этот кардинал, он знает почти все европейские языки.

— Видите вы его в эту минуту?

— Да, да. Те, которые его окружают, тоже духовные. Один из них очень высокий, худой, в очках, приближается и тихо говорит с ним; он видит только вблизи, он должен подносить предметы к самым почти глазам, чтобы видеть… — А, черт! это портрет того, имя которого я постоянно забываю; он очень известен в Риме, — это тот, который говорил обо мне на обеде в вилле Matei.

— Чем занят кардинал, — спросила я, — что он намерен делать, кого он видел в последнее время?

— Вчера!.. вчера у него было большое собрание… люди, имеющие отношение к церкви… все! Да, обсуждали важный вопрос, очень важный, вчера, в понедельник. Он очень беспокоится, так как дело идет о…

— О чем?

— Говорили, стараются, хотят…

— Чего? Смотрите-же!

— Хотят его сделать… папой!

— Ого!!!

Тон, которым это было сказано, удивление сомнамбулиста и слова сами по себе дали мне как бы электрический толчок; я не чувствовала ничего под ногами, я сбросила шляпу растрепала волосы, вытащив шпильки и бросив их на средину комнаты.

— Папой! — воскликнула я.

— Да, папой, — повторил Alexis, — но есть большие препятствия. У него шансов для этого меньше, чем у другого.

— Но он будет папой?

— Я не читаю в будущем.

— Но попробуйте, вы можете, ну…

— Нет, нет я не вижу будущего! Я его не вижу.

— Но кто этот кардинал, как его имя? Не можете ли вы видеть это из окружающего, из того, что ему говорят?

— А… Постойте А! — сказал он, — я держу его изображение… и, — прибавил он с неожиданной живостью, — вы так волнуетесь, что страшно утомляете меня; ваши нервы дают толчки моим; будьте спокойнее.

— Да, но ведь вы говорите вещи, которые заставляют меня просто подпрыгивать. Итак, имя этого кардинала?

Он начал сжимать голову и ощупывать конверт (который был серый, двойной и очень толстый).

— Антонелли!

Мне больше нечего было сбрасывать; я откинулась в кресле.

— Думает он обо мне?

— Мало… и дурно. Он против вас… Существует какое-то недовольство… политические мотивы…

— Политические мотивы?

— Да.

— Но он будет папой?

— Этого я не знаю. Французская партия будет разбита, то есть французский кандидат имеет так мало шансов, он почти их не имеет… его партия соединяется с партией Антонелли или с партией другого итальянца.

— С которой из двух? Которая восторжествует?

— Я буду в состоянии сказать это только тогда, когда они будут уже действовать, но многие против А… это другой…

— А они скоро начнут действовать?

— Этого нельзя знать: Папа еще есть, нельзя-же убивать папу! Папа должен жить…

— А Антонелли долго проживет?

Alexis покачал головой.

— Значит, он очень болен?

— О, да!

— Что с ним?

— У него болят ноги, у него подагра, и вчера… нет третьего дня у него был страшный припадок. У него разложение крови; я не могу говорить этого даме.

— Да это и не нужно.

— Не волнуйтесь, — сказал он. — Вы меня утомляете. Думайте спокойнее, я не могу следить за вами…

Его рука дрожала и заставляла дрожать меня всем телом; я отпустила его руку и успокоилась.

— Возьмите это, — сказала я ему, подавая письмо Пиетро, запечатанное в конверт, совершенно подобный предыдущему.

Он взял его и точно также, как предыдущий, прижал к сердцу и ко лбу.

— Эге, — сказал он, — этот моложе, он очень молод. Это письмо написано уже несколько времени тому назад; оно написано в Риме и с тех пор эта личность уже уехала оттуда. Она все еще в Италии… но не в Риме… Там есть море… Этот человек в деревне. О, конечно, он переселился со вчерашнего дня, не более суток… Но этот человек имеет какое-то отношение к папе, я его вижу сзади папы… Он связан с Антонелли; между ними близкое родство.