Мария Башкирцева - Дневник Марии Башкирцевой

Князь — человек лет 50–55-ти, овдовевший, кажется, года два тому назад. Это типичный русский вельможа, один из людей старого времени, на которых уже начинают смотреть как на существа иного рода, чем мы сами.

Его манеры и разговор сначала смутили меня, так как я успела уже отвыкнуть от общества, но через пять минут я была очень довольна.

Он повел меня под руку показать свои лучшие картины, через все залы. Столовая великолепна. Я села на почетное место направо, налево — князь и отец. Дальше село несколько человек, которые не были представлены и скромно заняли свои места, — точно средневековые ленники.

Все шло отлично, но вдруг у меня закружилась голова; я встала из-за стола, впрочем, когда уже кончили.

Войдя в мавританскую гостиную, я села, и мне чуть не сделалось дурно. Мне показывали картины, статуэтки, портрет князя Василия и его забрызганную кровью рубашку, висящую в шкапу, к которому портрет служил дверцей. Нас повели смотреть лошадей, но я ничего не видела, и мы должны были уехать.

Суббота, 14 октября. Я получила из Парижа платья. Одевшись, я вышла гулять с Полем.

Полтава более интересный город, чем думают.

Прежде всего достойна внимания маленькая церковь Петра Великого. Она деревянная, и для сохранения ее сделаны снаружи стены из кирпичей, — между ними и стенами церкви свободно помещается человек.

Рядом с церковью находится колонна на том самом месте, где государь, выиграв битву 1709 года, отдыхал, сидя на камне. Колонна вылита из бронзы.

Я вошла в старую деревянную церковь, стала на колени и три раза поклонилась в землю. Говорят что если молиться так в церкви, где находишься в первый раз, то сбудется то, о чем молишься.

Продолжая осматривать достопримечательности, я отправилась в большой полтавский монастырь.

Он стоит на вершине второго холма. Полтава построена на двух холмах.

Так замечателен только деревянный иконостас, удивительной резной работы.

Тут же похоронен мой прадед, отец дедушки Бабанина; я поклонилась его могиле.

Вторник, 17 октября. Мы играли в крокет.

— Паша, что вы бы сделали с человеком, который бы меня оскорбил, смертельно оскорбил?

— Я бы убил его, — ответил он просто.

— У вас прекрасные слова на языке!!! Но вы смеетесь, Паша.

— А вы?

Он называет меня бесом, ураганом, демоном, бурей… Все это со вчерашнего дня.

Я только тогда становлюсь более спокойной, когда выражаю противоречивые мнения о любви.

У моего двоюродного брата замечательно широкие взгляды, и Дант мог бы позаимствоваться у него божественной любовью к Беатриче.

— Я, конечно, влюблюсь, но не женюсь, — сказал он.

— Ведь за такие речи стоит высечь человека!

— Потому, — продолжал он, — что я бы желал, чтобы любовь моя длилась вечно, по крайней мере в воображении, сохраняя божественную чистоту и силу. Брак уничтожает любовь именно потому, что дает ее.

— О! о! — сказала я.

— Отлично! — заметила его мать, пока нелюдимый оратор краснел, смущенный собственными словами.

А в это время я смотрелась в зеркало и подрезала волосы на лбу, сделавшиеся слишком длинными.

— Вот вам, — сказала я Паше, бросая ему прядь золотистых нитей, — я даю вам это на память.

Он не только взял их, но даже голос у него задрожал; а когда я хотела отнять, он так уморительно посмотрел на меня, как смотрит ребенок, завладевший игрушкой, которая кажется ему сокровищем.

Я дала ему читать «Коринну», и он ушел. Коринна и лорд Мельвиль пешком переходят через мост св. Ангела… «Когда я переходил через этот мост, говорит лорд Мельвиль, возвращаясь из Капитолия, я в первый раз долго думал о вас». Я не знаю, что есть особенного в этой фразе… но я буквально замерла, прочитав ее вчера вечером. Впрочем, я всегда бываю так поражена, когда прочитываю ее.

Не говорили ли и мне чего-нибудь подобного? В этих немногих простых словах заключается какая-то волшебная сила, может быть, это их простота? или же это ассоциация?

Пятница, 20 октября. В восемь часов утра, в серую погоду, мы уже отправились на охоту. Земля была покрыта легким слоем снега, как лицо m-me Г…. пудрой. Мишель привел свою стаю борзых собак. Как только мы выехали в поле, я села верхом, не снимая шубки, которую я перевязала вокруг талии ремнем; мне дали держать трех собак.

Иней, снег, лошади, острые мордочки борзых собак — все это радовало меня; я торжествовала.

Паша тоже ехал верхом и был очень любезен, что к нему совсем не идет и смущает меня. Но этими переменами настроения нельзя пренебрегать.

— Паша, есть одна личность, которая меня страшно стесняет (успокойтесь, это не тетя Т…), и мне хотелось бы избавиться от этой личности приличным образом.

— Хорошо, располагайте мною.

— Правда?

— Попытайтесь.

— Честное слово? и вы ничего не скажете?

— Честное слово, никому ничего…

Благодаря нескольким словам, которыми мы обменялись, между мною и «зеленым человеком» установилась известного рода связь.

Мы иногда говорим между собою шопотом, по-английски, в отсутствие его матери.

Паша пытался продолжать быть любезным. Но я дала ему поцеловать обе мои руки, прочесть стихотворение Виктора Гюго и вообще обращаюсь с ним, как с братом, что он и есть на самом деле.

Понедельник, 23 октября. Вчера, усевшись в карету, запряженную шестерней, мы уехали в Полтаву.

Переезд был веселый. Слезы в час отъезда из родительского дома вызвали всеобщие излияния, а Паша воскликнул, что влюблен безумно.

— Клянусь, что это правда, но не скажу, в кого.

— Если вы влюблены не в меня, — воскликнула я, — то я вас проклинаю.

Моим ногам было холодно, он снял свою шубу и покрыл мне ноги.

— Паша, побожитесь, что скажете мне правду.

— Клянусь!

— В кого вы влюблены?

— Зачем?

— Мне это интересно, мы родственники, я любопытна и потом… это меня забавляет.

— Видите, это вас забавляет!

— Конечно, но не понимайте меня в дурном смысле; я интересуюсь вами и вы хороший человек.

— Вы смеетесь, а потом будете насмехаться надо мною.

— Вот вам моя рука и мое слово, что я не смеюсь.

Но лицо мое смеялось.

— В кого вы влюблены?

— В вас.

— Правда?

— Честное слово! Я никогда не говорю так, как говорят в романах, и разве нужно падать на колени и говорить кучу глупостей.

— О! мой милый, вы подражаете кому-то, кого я знаю.

— Как хотите, Муся, а я говорю правду.

— Но это безумие!

— Да, конечно, и это-то мне и нравится! Это безнадежная любовь, а мне этого и нужно. Мне нужно страдать, мучиться, а потом… мне будет о чем думать, о чем сожалеть. Я буду терзаться, и в этом будет мое счастье.

— Молодо-зелено!

— Молодо? Зелено?

— Но мы брат и сестра.

— Нет, мы двоюродные…

— Это одно и то же.