Наталья Муравьева - Беранже

Прослушав речи, все собравшиеся на площади пели хором революционные песни, и, конечно, прежде всего «Марсельезу».

Песня неслась широко, высоко. И, наверное, где-нибудь в высоте встречалась и сливалась с той же песней, которую пели в это время бойцы революционных армий на фронтах республики, и парижане на широких площадях, и члены Конвента после заседания.

Новые и новые песни рождались в революционной Франции. Сатирические куплеты, бесстрашные, веселые и яростные, ринулись в бой со старым режимом еще в первые годы революции. Они продолжали разить врагов пиками острот, шквалами грозного смеха и после свержения монархии.

А вслед за ними вместе с установлением республики встали в строй героические, возвышенные песни-гимны, песни-марши. «Марсельеза» была самой популярной из патриотических песен революции. Но рядом с ней, иногда по ее образцу, создавалось множество других, утверждавших величие республики, воодушевлявших ее граждан, ее защитников.

Их сочиняли и безвестные песенники — не профессиональные поэты, но пылкие патриоты — и поэты с известными именами, такие, как Лебрен-Пиндар и Мари Жозеф Шенье.

Убежденный якобинец, член Конвента, Мари Жозеф Шенье доблестно служил республике своим пером как драматург и как поэт-трибун. Он создавал революционные оды, тексты гимнов для республиканских праздников — «Гимн Равенству», «Гимн Свободе», «Гимн Верховному существу». «Песнь выступления в поход», написанную им в 1794 году, называли второй «Марсельезой». Стихи Шенье перекладывали на музыку видные композиторы той поры.

Может быть, именно любовь к песням, выражавшим чувства, которые переполняли юного республиканца, и вызвала в нем неодолимое желание сочинять самому, попробовать передать в стихах то, что его волновало.

Манили и направляли его к этому и те книги, которые он читал и перечитывал. Вольтер, Расин и любимые его Мольер и Лафонтен — все они писали стихами.

Беранже было двенадцать лет, когда он начал свои стихотворные опыты.

Как добиться того, чтобы слова звучали так, будто сами просятся на музыку? Он долго думал над этим, и, как ему казалось, пришел, наконец, к удачному решению задачи. Главное, чтоб строки были равной длины! Для этого взять лист чистой бумаги, аккуратно разлиновать его, а по бокам провести две жирные продольные линии. Теперь остается обуздывать слова и фразы, чтобы они покорно ложились в отгороженные для них загоны.

Это оказалось не так просто. Но вот слова как будто выстроились ровными рядами: строки совершенно одинаковой длины! И все-таки, если прочесть вслух, они звучат совсем не так, как у настоящих поэтов. Он сличал свои строчки со строками Лафонтена и опять и опять с огорчением убеждался: нет, совсем не то…

Когда он поступил в школу, дело не пошло вперед, в школе он ни слова не услышал о правилах стихосложения и продолжал сочинять «своим способом». Он предпочитал никому не показывать свои стихи, пока не научится писать по-настоящему.

На следующую осень Пьер Жан уже не пошел в школу: она неожиданно закрылась. Эго произошло, как говорили в Перонне, по вине каких-то клеветников и доносчиков.

Школа перестала существовать, но ее основатель уцелел. По инициативе Баллю де Белленглиза в Перонне была основана типография, владельцем которой сделался местный житель дядюшка Лене. В эту типографию и поступил работать Беранже. Он вошел под ее крышу с трепетом в сердце и с обнаженной головой. Еще бы! Здесь печатаются книги, и он сам будет участвовать в свершении этого чуда.

Учителем его был рабочий-наборщик Болье. Живой паренек, вечно вымазанный типографской краской, усердно посвящал подопечного в тайны ремесла. Пьер Жан под таким руководством мог бы сделаться заправским наборщиком, если б поперек дороги не стали его нелады с орфографией. Тех, кто был силен в правописании, мастер Лене охотно допускал к наборной кассе и верстатке. А Беранже маялся вместе с малограмотными учениками у типографского пресса и выполнял всякие мелкие поручения и подсобные работы. Но и тут нельзя было зевать и мечтать. Живей! Живей! Надо быть расторопным, чтоб не получить от мастера увесистую колотушку.

У хозяина типографии был сын, долговязый балагур лет шестнадцати. Когда Пьер Жан познакомился с ним поближе, то узнал, что Лене-младший ловко сочиняет веселые куплеты. Как он достигает этого? Лене охотно поделился с товарищем секретами своего мастерства, от него первого Беранже услышал о правилах стихосложения. Скоро Пьер Жан сравнялся со своим учителем в искусстве сочинения куплетов, а немного погодя и превзошел его.

Добродушный Лене-сын гордился успехами своего ученика. В свободные часы они вместе заглядывали в клуб или гуляли по окрестностям Перонны. К ним присоединялись Болье и Кенекур.

С Кенекуром Беранже подружился еще в школе Белленглиза. Бледный, кроткий, он напоминал ангелочка, каких рисуют в старинных книгах. Рот сердечком. Голубые глаза так и светятся добротой и невинностью. Прежде чем вставить слово в разговор, он робко покашливал, прикрывая рот маленькой ладошкой. Но вставлял словцо всегда кстати, с толком.

Любил и понимал шутку и восхищался остроумием Беранже, его куплетами и его речами в клубе.

Местный клуб продолжал свою шумную жизнь. Но теперь там уже не читали приветствий Робеспьеру. Робеспьер, перед которым совсем недавно благоговели, был неожиданно казнен. После государственного переворота 9 термидора (27 июля 1794 года) уже не якобинцы, а совсем другие люди встали во главе республики. Богачи и дворяне снова подняли головы.

В Перонне стали появляться фигуры, давно исчезнувшие с горизонта. Прислал письмо и отец Пьера Жана, о котором так долго ничего не было слышно.

Беранже де Мерси, оказывается, сидел в тюрьме за участие в одном из монархических заговоров. Тетка знала об этом и раньше, но скрывала от Пьера Жана, чтоб не огорчать и не тревожить его.

После 9 термидора Беранже де Мерси выпустили на свободу, и в начале 1795 года он собрался навестить родных в Перонне.

Тетушка Мари Виктуар звала брата приехать на ее свадьбу. Да, ей надоело быть одинокой вдовой, она решила связать свою судьбу с неким гражданином Буве, имевшим в Перонне репутацию человека образованного и высоконравственного. Пьер Жан, с которым тетка не преминула посоветоваться, прежде чем сделать такой рискованный шаг, предостерегал ее. Он заметил, что жених обладает своеобразным и, наверно, нелегким для окружающих нравом. Уж слишком горазд допекать ближних поучениями и назиданиями (Пьер Жан почувствовал это на себе). Тетка потом жалела, что не послушалась совета своего питомца. Брак не принес ей счастья. Но свадьбу справляли весело. Беранже де Мерси привез в подарок сестре новые башмаки из настоящей кожи! Это была роскошь для тех лет: большинство граждан Перонны ходило в деревянных сабо.