Сергей Шаргунов - Катаев. Погоня за вечной весной

В том же году он побывал в Бельгии и познакомился с внуком, правнуком и праправнуком Пушкина. «Семья Пушкиных радушно потчевала меня по-русски — чаем с клубничным пирогом, — записал он. — Мы расстались друзьями».

Еще в 1956-м в записке отдела культуры ЦК сообщалось: внук Пушкина Николай Александрович — «человек, враждебно настроенный к Советскому Союзу», но при этом нужно «принять меры к установлению контакта с Н. А. Пушкиным и выяснению возможности приобрести у него рукописи А. С. Пушкина». Теперь, вернувшись в Москву, Катаев докладывал в ЦК о своей встрече с белым офицером, в 1920 году покинувшим Крым на одном из врангелевских кораблей: «Было мнение, что Николай Александрович придерживается крайне реакционных взглядов и не желает общаться с советскими людьми. Это не подтвердилось. Я разузнал его адрес… Нанес ему визит и был очень хорошо и дружелюбно принят… Мне кажется, что было бы очень полезно развить этот, — поначалу столь благоприятный, — контакт и, если удастся, пригласить семью Пушкиных побывать в Советском Союзе».

Николай Александрович умер в 1964-м, так и не навестив родины.

Железное вспоминал: «Как-то его заместитель Сергей Николаевич Преображенский сказал: “Валентин Петрович, а вы не думаете вступить в партию?” Он ответил: “Да, я давно собираюсь это сделать. Только не знаю, с чего начать!” Ему с радостью дали рекомендации». Катаев стал членом КПСС в 1958 году. По мнению Аксенова, он старался надежнее защитить журнал.

А вот Виктор Ардов трактовал эту позднюю партийность так: «Катаеву уже за шестьдесят: врачи запретили пить, по дамской части он уже не ходок… Значит, теперь “аморалку не пришьют”, а поощрения будут, и немалые…»

По-моему, Катаев вступил бы и раньше, но при Сталине боялся — партийных просвечивали насквозь.

«Пастернак» — кодовое слово конца 1950-х.

В 1956 году Борис Леонидович закончил роман «Доктор Живаго» о жизни врача-поэта среди потрясений русского XX века. Журналы, куда Пастернак предложил роман, печатать его отказались. Рецензенты, члены редколлегии «Нового мира», усмотрели в произведении «дух неприятия социалистической революции». Тогда он передал рукопись итальянскому издателю Джанджакомо Фельтринелли [137] В будущем — организатору вооруженной леворадикальной группировки в Италии, в 1972 году, по официальной версии, подорвавшемуся на подготовленной для теракта взрывчатке. .

Сам Пастернак будто бы сказал: «Всей этой кутерьмы не случилось бы, если бы у советских редакторов хватило разума опубликовать эту книгу».

Катаев слушал первое чтение романа у Пастернака на даче. «Он был гостеприимен, оживлен, полон скрытого огня, как мастер, довольный своим новым творением. С явным удовольствием читал он свою прозу, даже не слишком мыча и не издавая странных междометий глухонемого демона. Все было в традициях доброй старой русской литературы: застекленная дачная терраса, всклокоченные волосы уже седеющего романиста, слушатели, сидящие вокруг длинного чайного стола, а за стеклами террасы несколько вполне созревших рослых черноликих подсолнечников с архангельскими крыльями листьев, в золотых нимбах лепестков, как святые».

«Вот как я умею!» — будто сообщает автор приведенного абзаца.

Катаев, искренне любивший стихи Пастернака, также искренне считал его роман слабым. И был не одинок. Многие литераторы не приняли и не принимают роман. Набоков называл доктора Живаго — Мертваго, а само произведение «мутным советофильским потоком, несущим трупного, бездарного, фальшивого» героя. «Мне хотелось схватить карандаш и перечеркивать страницу за страницей крест-накрест», — признавалась Ахматова, впечатленная, однако, «гениальными пейзажами». «При всей прелести отдельных кусков, главным образом относящихся к детству и к описаниям природы, — отметил Чуковский, прослушав чтение романа, — он показался мне посторонним, сбивчивым, далеким от моего бытия — и слишком многое в нем не вызывало во мне никакого участия».

В ЦК КПСС надеялись, что Пастернак остановит издание книги за границей и согласится на ее переработку-7 января 1957 года Гослитиздат заключил с ним договор. Пастернак направил несколько телеграмм в Италию с просьбой не издавать книгу, но в письме французской славистке Жаклин де Пруайяр он характеризовал их как «фальшивые».

13 августа Пастернак не явился на заседание Секретариата Союза писателей, обсуждавшее передачу рукописи за границу. Вместо себя направил возлюбленную Ольгу Ивинскую. По ее воспоминаниям, Катаев, «непристойно развалившись в кресле», интересовался:

— Кого вы, собственно говоря, представительствовать пришли? Ущипните меня, я не знаю, на каком я свете нахожусь — романы передаются за границу в чужие руки, происходит такое торгашество…

Когда попросил слова редактор романа сотрудник Гослитиздата Анатолий Старостин, Катаев продолжил ёрничать:

— Удивительное дело, отыскался какой-то редактор. Разве это еще можно и редактировать?

В ноябре 1957-го «Доктор Живаго» вышел в Италии. В августе 1958-го в Голландии вышло первое издание романа на русском языке (что требовалось для выдвижения на Нобелевскую премию). «Проблема проста: слишком многие не хотят признать, что “Доктора Живаго” по-русски выпустило ЦРУ — американская разведка, — пишет литературовед Иван Толстой в подробном исследовании «Отмытый роман Пастернака: “Доктор Живаго” между КГБ и ЦРУ». — В этом факте видится покушение, прежде всего, на честь Пастернака. Хочу заверить читателей, что Борис Леонидович остается в белых ризах…» По утверждению газеты «Вашингтон пост», текст романа на русском языке добыли британские спецслужбы, передавшие ЦРУ фотоснимки страниц.

Некоторое время назад ЦРУ сняло гриф «секретно» с девяносто девяти документов, касающихся «Доктора Живаго». В одном из документов, датированном 1957 годом, рекомендовалось уделить наиболее пристальное внимание именно этой книге в сравнении с другими советскими произведениями. Отмечалось, что роман должен быть выставлен на соискание Нобелевской премии по литературе [138] Что касается игр ЦРУ, можно вспомнить и процесс Синявского — Даниэля 1965–1966 годов, под псевдонимами публиковавших прозу на Западе. Евгений Евтушенко вспоминает, что американский сенатор Роберт Кеннеди, брат убитого президента, затем тоже убитый, сообщил ему («запершись в ванне и включив воду»): Синявского и Даниэля выдало ЦРУ, «чтобы отвлечь общественное мнение от политики США продолжавших непопулярную войну во Вьетнаме, и перебросить внимание общественности на СССР, где преследуют диссидентов». .