Евгений Матонин - Яков Блюмкин: Ошибка резидента

«Трудно не сойти с ума, — записывал в дневнике Михаил Булгаков, — Бобрищев пишет о Володарском… Старый, убежденный погромщик, антисемит pur sang (чистокровный (фр.). — Е. М.) пишет хвалебную книгу о Володарском, называя его „защитником свободы печати“. Немеет человеческий ум».

При чем здесь Блюмкин? А вот при чем. Летом 1924 года он договорился о написании брошюры в эту же серию. О самом Дзержинском! Не каждый мог похвастаться тогда таким ответственным заданием. 16 августа 1924 года Булгаков записал: «…Писать „Дзержинского“ будет Блюмкин, тот самый изумительный убийца (якобы) посла Мирбаха. Наглец». Забегая вперед скажем, что из этой затеи Блюмкина ничего не вышло. Своих литературных упражнений он не прекращал, но книгу так и не написал. Наверное, ему было не до нее.

Вскоре Блюмкин получил новое назначение, снова связанное с персидскими и кавказскими делами. Точнее сказать, назначений было сразу несколько — помощник полпреда ОГПУ в Закавказье по командованию войсками ОГПУ, член коллегии Закавказского ГПУ, уполномоченный ОГПУ и Наркомвнешторга по борьбе с контрабандой. Позже Блюмкин стал еще членом советско-персидской и советско-турецких комиссий. Но как он оказался на Кавказе? Это тоже довольно интересная и пока не вполне понятная история.

Полномочным представителем ОГПУ в Закавказье с марта 1922 года был Соломон Могилевский — второй по счету руководитель Иностранного отдела ВЧК. Именно он и попросил Дзержинского прислать Блюмкина к нему. Почему его — вопрос открытый. Судя по их биографиям, они не должны были пересекаться раньше. Тем не менее Блюмкин отправился в Закавказье.

Он обосновался в Тифлисе, но часто бывал и в Баку. Работал он там не под своей фамилией, а под псевдонимами Исаков и Ильин. Почти сразу же после приезда ему пришлось заняться подавлением антисоветского восстания в Грузии, организованного грузинскими меньшевиками. Что же, опыт по этой части у него тоже был.

Восстание началось 28 августа 1924 года под руководством Комитета по вопросам независимости Грузии. В городе Читаура было организовано «Временное грузинское правительство». Повстанцы заняли большую часть Западной Грузии. Они потребовали независимости, вывода Красной армии и возвращения правительства, которое находилось у власти до марта 1921 года, то есть до того момента, когда Грузия стала советской.

Однако уже к 5 сентября части РККА и ОГПУ разгромили восставших. 1465 человек были взяты в плен, а более трехсот расстреляны. Руководили подавлением восстания на месте Соломон Могилевский [48] Могилевский погиб 22 марта 1925 года во время перелета из Тифлиса в Сухуми. Самолет «Юнкерс-13», на котором летели он сам, а также секретарь Закавказского краевого комитета партии Мясников и заместитель наркома рабоче-крестьянской инспекции Атарбеков, загорелся и упал. Существует версия, что катастрофу устроил Берия — якобы Могилевский узнал что-то о прошлом молодого чекиста. Сам же Берия обвинил в авиакатастрофе грузинских меньшевиков. Эту же версию поддержал и Троцкий, заявивший, что спрашивать о причине гибели троих товарищей надо у грузинских меньшевиков. и заместитель председателя Грузинского ГПУ, 25-летний, но уже подающий надежды чекист по имени Лаврентий Берия. Обоих за подавление восстания наградили орденами Красного Знамени.

Блюмкин тоже принимал участие в его подавлении. «На рукаве мундира у него были три ромба, — пишет историк Алексей Велидов, — что свидетельствовало о принадлежности к высшему составу РККА». С этим не поспоришь — до трех ромбов на рукаве мог дослужиться далеко не каждый.

Первые нарукавные знаки различия были введены в РККА приказом Реввоенсовета от 16 января 1919 года. Они представляли собой красную звезду с серпом и молотом и красные же треугольники, квадраты и ромбы, нашиваемые на левый рукав гимнастерки и шинели — под звездой. Звезда и три ромба на рукаве означали, что их обладатель соответствует должности командующего армией, то есть командарму (персональных воинских званий — капитан, майор, генерал и т. д. в Красной армии тогда еще не было).

Однако Блюмкин мог носить и знаки различия сотрудников ОГПУ, которые были введены летом 1922 года. Три ромба и звезда на клапане рукава тоже свидетельствовали о высоком положении их обладателя — заместителя начальника отдела ОГПУ, командующего корпусом или военкома корпуса в войсках ОГПУ. Впрочем, летом 1924 года нарукавные знаки различия в РККА, как и в системе ОГПУ, отменили — перенесли на петлицы. Знаки различия на рукавах остались только на Красном флоте.

Мог ли Блюмкин носить три ромба на рукаве? Ведь они действительно означали бы, что он занимал очень высокую должность в армии или ОГПУ. Теоретически — мог. Известно же, что еще в 1921 году он служил начальником штаба бригады, а потом, по некоторым данным, и комбригом (один ромб на рукаве).

По сведениям Алексея Велидова, руководство ОГПУ высоко оценивало его деятельность. Положительно отзывались о работе Блюмкина Менжинский, Трилиссер и еще один заместитель председателя ОГПУ — Генрих Ягода. Блюмкина избрали почетным курсантом окружной пограничной школы, почетным красноармейцем войск ОГПУ в Тифлисе.

Однокашник Блюмкина по Восточному отделению Военной академии РККА Александр Бармин, который был назначен на должность генерального консула в Гиляне и в августе 1924 года ехал в Персию вместе с советской дипломатической делегацией во главе с полпредом Борисом Шумяцким, вспоминал:

«…У нас было два неожиданных попутчика: мой коллега по академии Яков Блюмкин и знаменитый поэт Сергей Есенин. Они прекрасно ладили между собой и к вечеру, как правило, напивались. Есенин произвел на меня жалкое впечатление. В юности он разрывался между городом и деревней, а теперь его тянули в разные стороны богема и революция. По его внешности было явно видно, что он страдал от алкоголя, от чрезмерного увлечения женщинами и от оргий, которым он предавался в паузах между своими поэмами, остававшимися тем не менее шедеврами русской поэзии. Молодой и красивый гений стал горьким пьяницей. У него было бледное, опухшее лицо, усталые глаза и хриплый голос. Он производил впечатление совершенно деморализованного человека. Блюмкин, которого его солдатский характер всегда удерживал от эксцессов, решил „поставить Сергея на ноги“. Но этого сделать уже не мог никто!»

Впрочем, по другим данным, Есенин оказался на Кавказе все же немного позже Блюмкина и встретил своего знакомого уже в Баку. Эта поездка для него во многом была вынужденной. В Москве у Есенина дела не ладились. О нем не раз писали как о хулигане и пьянице, обвиняли в «буржуазных» наклонностях и даже завели несколько уголовных дел — якобы за организацию дебошей в общественных местах. Так что Есенин решил на время оставить опасную для него столицу. Сам он в стихотворении «Стансы» (1924) писал так: