Василий Зайцев - За Волгой земли для нас не было

Наконец немцы опомнились и бросились в атаку. Расстояние между нами было метров сто пятьдесят. Заработали наши пулеметы. Первую линию наступающих удалось остановить почти около самой стены котельного цеха. Чтобы подавить пулеметы, гитлеровцы выкатили пушку и открыли огонь прямой наводкой. Теперь снаряды рвались уже внутри конторы. Наши пулеметчики замолчали.

Надо было уничтожить пушку или ее расчет. Но как? Огнем снайпера или гранатами? И кто сделает это?

На глаза командира роты попался Саша Колентев, невысокого роста уральский паренек, снайпер. Появлялся он всегда неожиданно, в самый критический момент. Одет легче обыкновенного солдата-пехотинца. Худые, тоненькие ноги замотаны грязными обмотками, изодранная, пропотевшая гимнастерка, измазанная кровью и грязью, казалось, вросла в кожу. Помятая осколком каска натянута на голову до самых ушей, но большие синие глаза блестят задорно. Это он - знали о нем такое, - бросая гранату, бывало, кричал: "Фрицы, ловите!" Или: "Разойдись, фашисты, гранаты летят!"

И вот наш Саша уже на крыше конторы. Как он туда пробрался, под огнем? Выстрелил раз, второй, третий...И тут же по нему хлестнули вражеские пулеметы. Саша отшатнулся в сторону. Его снайперская винтовка повисла на выступе стены. Неужели убит? Фельдшер Леня Селезнев стал пробираться в коридор конторы. Подполз поближе, крикнул:

- Саша, ты живой?

- Живой, только шевелиться нельзя, - послышался ответ. - Меня два снайпера взяли на прицел. Не подходи...

Селезнев быстро вернулся, доложил командиру батальона.

- Эх, молодость!.. - ворчал комбат. - Погорячился парень. К его бы молодости да темпераменту еще бы голову рассудительную. Вот что мне нужно в батальоне.

- Философия хороша после боя, - заметил замполит Яблочкин...

- Пушку надо подорвать гранатами, - сказал комбат.

Выполнить эту задачу вызвался связной четвертой роты Пронищев, широкоплечий, курносый, голубоглазый сибиряк.

- Идите сюда, смотрите, - подозвал его к себе комбат. - Сейчас вы, согнувшись, бегом, бегом пересечете двор, у самой стены заляжете. Хорошо осмотритесь. Примечайте, с какой стороны простреливается участок. Из-под стены котельного цеха ползком спуститесь в воронку, оттуда - к паровозу. Из-за паровоза и бросайте гранаты. Вас будут прикрывать снайперы. Помните, путь опасный, задача сложная, действуйте не торопясь, хладнокровно. Вы меня поняли?

- Так точно, второй год воюю.

Пронищев поправил на ремне противотанковые гранаты, зарядил автомат, козырнул и выбежал из цеха.

Рядом со мной стоял Миша Масаев. Я спросил его:

- Ну как, дойдет?

- Должен. Если хватит выдержки...

Пронищев стремительным броском пересек двор. Теперь ему надо было залечь у стены, как наказывал комбат, но Пронищев сразу побежал к котельному цеху.

- Назад! - крикнул комбат. - Вернись!

Убедившись, что кричать бесполезно, комбат замолчал. Пронищев пробежал по открытому месту, обогнул котельную. Вот он уже поравнялся с трансформаторной будкой. Фашисты не стреляли. Может быть, думали, что русский солдат бежит к ним в плен...

До паровоза оставалось метров пятнадцать. "А там его уж не достанут", подумал я про себя.

И тут заработали пулеметы. Пронищев дернулся, остановился, повернулся лицом в нашу сторону и упал. Все мы оцепенели. Комбат стоял бледный, молчал.

- Вот к чему приводит неразумный риск, - наконец сказал он. - Эх, Пронищев...

Командиры посмотрели друг на друга, как бы советуясь молча. Потом комбат обернулся к нам и спокойно, словно о чем-то обыденном, спросил:

- Кто сможет подорвать эту пушку?

Я посмотрел на Мишу Масаева, он взглядом ответил: "Давай!"

- Разрешите, товарищ капитан, нам с Масаевым!

Масаев - здоровый, сильный матрос с лихо закрученными усами - встал рядом со мной. Командир батальона взглянул на старшего лейтенанта Большешапова, как бы спрашивая его: "Ну, как твои матросы?"

Большешапов ответил:

- Сделают, будьте уверены.

Комбат подошел, пристально посмотрел нам в глаза, потом спросил:

- Как будете действовать?

Сперва проберемся вдоль цеха по стене, далее... - я показал пальцем на траншею.

- Значит, по фашистам шагать решили?

- Дальше - подземная труба, человек пролезет. По ней - в котельную, к нашим пулеметчикам, потом ползком - к паровозу. Из-за паровоза бросим гранаты.

- Так, значит, под землей... Ну хорошо. Только не спешите. Тут мы вам помочь не сможем, все зависит от вас, понятно?

- Понятно! - ответили мы.

Комбат, положив свои большие руки на наши плечи, сказал:

- Ну в добрый путь, подводники...

"Подводниками" он называл всех моряков.

Пошли по траншее. Миша наступил на грудь мертвого фашиста - нога провалилась... Чуть не упал. Но пока все шло благополучно.

Полезли в подземную трубу. Я - первым, Миша - за мной. Сыро, темно, душно, под руками скользко и липко. Развернуться нельзя - тесно. Мне еще ничего, а Миша грузный, плечи у него широкие. Слышу его тяжелое, прерывистое дыхание. Надо остановиться, подождать.

Миша подползает, сопит и толкает меня: ползи, мол, дальше, чего разлегся.

Труба поворачивает. В нос ударил свежий воздух. Видно, где-то рядом пролом или еще какая-то отдушина. Стало легче.

Ползем по рукаву трубы вправо. Проходит минут пять. Мы оказываемся в кирпичной яме, прикрытой железной крышкой. Это одна из межцеховых канав, которые объединяют заводскую канализацию. Лежим и думаем: где мы - под цехом, занятым фашистами, или под котельной, где сидят наши пулеметчики, которые в ходе последнего боя попали в окружение?

Миша откинул одну створку железной крышки.

- Ну, что там?

- В такую щель разве увидишь...

- Отбрасывай крышку!

Когда отвалилась крышка, мы увидели, что оказались в каком-то огромном цехе с обгоревшими стенами. По всему цеху посвистывают пули. Они ударяются о станки, высекают искры. Возле станков кучки необработанных деталей. Свалившись на них, лежат на животе, на спине, на боку убитые солдаты. И гитлеровцы, и наши товарищи, моряки-тихоокеанцы... В цехе никакого движения.

Мы вылезли из ямы, подползли к станку, прижались. Крышу цеха давно уже снесло, и мы видели небо. Там кружились самолеты, шел воздушный бой. Грохотала артиллерия.

Передохнув, поползли к котельной.

Масаев проскочил простреливаемое место и ожидал меня в котельной, прижавшись к стене. Я рванулся было к нему, но тут затрещали автоматы, захлопали винтовочные выстрелы - нас заметили.

Мне обожгло правую ногу выше колена. Нога стала тяжелее и словно длинней цепляется за каждый выступ. А огонь все сильнее. Медленно продвигаясь вперед, пробрался к Мише. Я взмок. Одежда забрызгана кровью. Приподнялся, подошел к пробоине, в которую смотрел Миша.

Он спросил:

- Ранило?

Я отрицательно мотнул головой.