Валерий Шубинский - Азеф

Так что в каком-то смысле он почти не искажал истину, выдавая себя за «либерала с террором». Но этими же словами — «либерал с террором» — определяли позицию другого человека, Владимира Львовича Бурцева, чья книга вызвала у студента Азефа такой восторг в 1897 году…

Были ли взгляды Азефа уникальны для эсеров?

Опять слово Чернову:

«…Для громадной массы социалистов-революционеров революция должна быть не только политической, но и революцией с социалистическим содержанием. В то же время для некоторой части социалистов-революционеров, и эта часть далеко не ограничивалась только Азевым — это была революция в конце концов только политическая, только открывающая дорогу для дальнейшего развития и разрешения социальных противоречий.

Азев занимал, если хотите, правую позицию в этом смысле, но он отражал систему взглядов, которая тоже встречается среди социалистов-революционеров. Выразителем этого же склада мыслей является и Савинков, но только с большим индивидуальным оттенком, и потому иногда даже с некоторым анархическим налетом» [138] Там же. Ед. хр. 130. Л. 84. .

Но и к социал-демократам Азеф относился гораздо лояльнее, чем многие его однопартийны — например народник-догматик Натансон.

Вот что говорил Азеф литератору и члену БО Сергею Александровичу Басову-Верхоянцеву:

«Я не теоретик… Предоставляю разговоры другим. А вернее, у меня одна теория: расчищать поле для работы другим. Мы выкорчуем пни, а прочие пусть возделывают и засевают» [139] Басов-Верхоянцев С. Из давних встреч // Новый мир. 1926. № 8–9. С. 196. (Далее — Басов.). .

Так что неудивительно, что Азефа, которому легко было найти общий язык с людьми других партий, эсеры направили на межпартийную «конференцию освободительного движения», проходившую в Париже с 30 сентября по 9 октября 1904 года.

Конференция была первой акцией, организованной российской оппозицией на деньги японского Генерального штаба. Всего семь-восемь месяцев понадобилось ей, чтобы перейти от патриотизма к почти прямому сотрудничеству с неприятелем. Впрочем, официально про японское финансирование никто не знал. Деньги шли от японского полковника Акаси упоминавшемуся уже Конни Циллиакусу. Циллиакус и организовывал совещание.

Интересно, что единственной партией, отказавшейся от участия в конференции, была РСДРП. Причем если формальным поводом являлись программные расхождения, то по существу Плеханова останавливали именно японские деньги: «…социал-демократия намерена сохранить полную независимость по отношению к военным противникам царского правительства». Так что если меньшевики в 1917 году имели моральное право осуждать своих бывших однопартийцев за сотрудничество с германским Генштабом, то у кадетов и эсеров таких прав было намного меньше.

Итак, в конференции участвовали освобожденцы, эсеры и различные национальные партии: польские социалисты и национал-демократы, финская Партия активного сопротивления (ее и возглавлял Циллиакус), латышские, грузинские и армянские социалисты-федералисты. Эсеров, кроме Азефа, представляли Чернов и Марк Андреевич Натансон, старый народоволец, долго присматривавшийся к ПСР и вступивший в нее после убийства Плеве. Азеф был избран секретарем съезда.

По вопросу о самодержавии разногласий не возникло: все участники были против него. Поляки поставили вопрос о независимости, но удовольствовались более общей формулировкой — о «национальном самоопределении». Спорным стал вопрос о всеобщем избирательном праве. Милюков, представитель Союза освобождения и будущий лидер кадетов, выступал против этой формулировки, настаивая на образовательном цензе. И немудрено — при всеобщем равном голосовании в крестьянской России классическим левым либералам мало что светило. (И, прибавим, до сих пор мало что светит — несмотря на модернизацию и урбанизацию страны.)

Эсеры уже готовы были покинуть конференцию.

Вот как вспоминает об этом Чернов:

«Мне уже мерещилось полное фиаско всего предприятия: всё равно „фигура ли умолчания“ в таком кардинальном вопросе, или хотя бы замена ясной всем формулировки какою-нибудь „каучуковой“, т. е. слишком растяжимою или туманною — мне представлялось политическою ошибкою, чреватой для нас непоправимой компрометацией. „В таком случае, стоит ли игра свеч?“ — поставил я ребром вопрос перед Натансоном…

Тот ответил, что, может быть, я прав; но не надо торопиться, ибо разойтись всегда будет время. Если не удастся столковаться, он лично думает, что для маскировки провала следует просто отложить конференцию на время, чтобы дать всем делегатам возможность обсудить вопросы в своих организациях. Третий наш делегат не соглашался ни со мной, ни с Натансоном; он стоял за то, чтобы довести конференцию до конца во что бы то ни стало; иначе говоря, довольствоваться тем ее итогом, какой удастся получить, как бы скромен он ни был. Но этим третьим был — стыдно сказать, а грех утаить — Азеф» [140] Чернов. С. 204. .

Азеф оказался прав. Милюков остался в меньшинстве, его не поддержали даже его однопартийцы. За всеобщее избирательное право выступил Струве.

Таким образом, именно благодаря Азефу была принята итоговая объединительная декларация оппозиции, которая произвела сильное впечатление на европейскую общественность и повлияла на ход событий в России.

Но в то же время именно от Азефа российское правительство узнало подробности конференции и подлинные имена ее участников (в протоколах они фигурировали под псевдонимами). Все эти сведения публично огласил Столыпин в Государственной думе пять лет спустя.

О своем же собственном участии в конференции агент Раскин-Виноградов ухитрился умолчать. По его донесениям выходит, что он как бы невзначай оказался в это время в Париже и «ввиду своей близости» с Черновым и Циллиакусом смог раздобыть множество ценной информации.

Золотой агент!

Золотой — во всех смыслах.

Охранное отделение было не на шутку смущено неудачей с Плеве. Агенту Раскину могли и должны были предъявить претензии. Но, судя по всему, Азеф сыграл эту партию чисто. Он без труда убедил Ратаева и Лопухина в том, что все эти полгода он отнюдь не бездействовал, но «эсеры законспирировались». Действия боевиков загадочны для рядового (пусть даже «видного») члена партии, следовательно, сведения приходится вытягивать, работа агента становится все более сложной и опасной — а значит…

В итоге Азефу повысили жалованье до 500 рублей в месяц.

И, надо сказать, осенью он как будто работал на совесть.

1 сентября 1904 года он сообщает:

«Покушение на Его Величество готовится — для меня это не подлежит никакому сомнению. Центр тяжести Б. о. в Одессе. Мне недавно удалось тут прочесть письмо, в котором сообщают, что царь будет в Одессе. Письмо это получилось по адресу Гоца из Мюнхена, а брат Гоца привез его для передачи в Женеву. Мне случайно удалось заглянуть в это письмо. Что касается ряда имен, о которых мне приходилось с Вами говорить, то удалось выяснить следующее: Еремей — Ст. Ник. Слетов, это его имя, которым он пользовался в Киеве, а потому некоторые, знавшие его по России, его так называют. О его роли нечего говорить — он член Центрального комитета партии. Наталья — это Марья Селюк — в Киеве известна под псевдонимом Наталья Игнатьевна — играет первую роль в партии. Веньямин живет за границей с прошлого года, пишет в P. Р. изредка на террористические темы… Бывший социал-демократ — без сомнения, террорист, ездивший в Россию, я предполагаю, по делам террора… Павел Иванович — молодой человек, черные усы, 28 лет, недавно приехал из Питера, видел его несколько раз. Трудно ориентироваться в его роли, но во всяком случае, он шишка» [141] Письма Азефа. С. 104. .