Иван Федюнинский - Поднятые по тревоге

Маршал Рокоссовский на первых порах был склонен поддержать доводы разведки.

— Вы переоцениваете силы противника, — сказал он мне, когда я доложил ему о намерении не придавать противотанковую артиллерийскую бригаду и тяжелый танковый полк ни одному из корпусов, а оставить их в своем резерве.

— В первые эшелоны выделено и без того достаточно сил, — обосновывал я принятое решение. — Пусть эти части на всякий случай находятся у меня под рукой. Ведь если даже разведка права, их можно будет в любой момент использовать на нужном направлении.

Немного подумав, командующий фронтом согласился. Дальнейшее развитие событий показало, что предосторожность эта была не лишней.

Наступление началось 14 января. Ровно год назад в этот день мы атаковали противника с ораниенбаумского плацдарма. Теперь те памятные места остались в глубоком тылу. Перед нами лежала колыбель германского милитаризма — Восточная Пруссия.

Накануне вечером я приехал на наблюдательный пункт. Кажется, все готово. На всякий случай еще раз позвонил командирам корпусов. Те подтвердили, что у них действительно все готово.

Только погода не радовала. Ночью густо шел сырой снег. К утру стало еще хуже — все вокруг затянуло непроглядным туманом. Протяни вперед руку — и пальцев не разглядишь.

Нечего было и думать об использовании в подобных условиях авиации, хотя по плану намечалось, что в ночь перед наступлением будет произведено не менее 1000 самолето-вылетов, а утром на участке прорыва начнут действовать две штурмовые авиадивизии.

За два часа до начала артподготовки позвонил командующий фронтом:

— Ну как, будем наступать или подождем, пока рассеется туман?

— Оттягивать начало, по-моему, не стоит, люди будут нервничать. К тому же противник может обнаружить сосредоточенные на исходных позициях войска.

Маршал Рокоссовский ничего не ответил, положил трубку. Как видно, погода и его сильно беспокоила. Он понимал, что туман не только заставляет отказаться от применения авиации, но и значительно снизит эффективность артиллерийского и минометного огня.

Прошло около часа в напряженном ожидании. Снова позвонил командующий фронтом:

— Начнем точно в назначенное время. Откладывать не будем.

Я поднялся на наблюдательную вышку, что, впрочем, было совершенно бесполезно. Позвонил генералу Поленову:

— Как дела?

— Туман очень густой, — встревоженно ответил командир корпуса.

— Что думают командиры дивизий?

— Они считают, что нужно наступать.

— А вы уверены в артиллеристах?

— Уверен, не подведут.

— Вот и я так думаю. Прикажите, чтобы все командиры имели компасы и уточнили азимуты. Иначе собьются в тумане.

Орудия, которые на участке прорыва стояли чуть ли не колесо к колесу, открыли огонь в 10 часов. Артиллеристам пришлось действовать вслепую, по заранее пристрелянным целям.

На этот раз артиллерийская подготовка была построена своеобразно. В каждой дивизии по одному батальону поднялись в атаку на одиннадцатой минуте после начала артиллерийского огня. Противник, рассчитывая, что обстрел первых траншей, как всегда, будет длительным, постарался укрыть живую силу в убежищах. Передовые батальоны 108-го корпуса почти без боя овладели первой траншеей, а 98-го — и второй. К этому времени артиллерия перенесла огонь в глубину, а главные силы дивизии первого эшелона завязали бой за вторую и третью траншеи. Пехота противника, поддерживаемая танками, часто переходила в контратаки.

Бой шел в густом тумане. Ни я, ни командиры корпусов не могли видеть, насколько продвинулись вперед боевые порядки дивизий.

Отсутствие авиации, трудности управления артиллерийским огнем, разрозненные и малоэнергичные действия наших танков непосредственной поддержки пехоты привели к тому, что до темноты задача дня полностью решена не была. Оборону противника удалось прорвать только на глубину до пяти километров, причем основную тяжесть боя приняла на себя пехота.

На следующий день сопротивление противника возросло. Со своего НП я видел, как большая группа танков ударила в стык двух наших наступающих корпусов. Это подошла 7-я танковая дивизия противника, та самая, которую наши разведчики считали переброшенной на другой фронт.

Вот тут и пригодились противотанковая артиллерийская бригада и тяжелый танковый полк, которые я держал в своем резерве. Первым выдвинулся для отражения вражеской контратаки танковый полк. Наши новые танки ИС огнем с дальних дистанций наносили противнику большие потери. Бой принял исключительно упорный характер. Населенный пункт Тоцинец трижды переходил из рук в руки. На отдельных участках противник начал теснить наши части.

Сильную контратаку фашисты предприняли и против нашего левого фланга. Части 207-й пехотной дивизии, в которой, как говорили, в первую мировую войну служили солдатами Гитлер и Геринг, несколько оправились от нашего внезапного удара. К ним на помощь подошел один из полков 7-й танковой дивизии.

Я связался с генералами Поленовым и Фетисовым. Они доложили, что сила вражеских контратак все возрастает.

— На направлении контратаки танков развертывается артиллерийская бригада, — сообщил я командирам корпусов. — Но используйте и свои противотанковые средства. Отбивайтесь!

Час спустя генерал Поленов позвонил сам и сообщил о большом скоплении танков и пехоты противника в роще против 173-го полка.

Я приказал сосредоточить по роще огонь 400 орудий и гвардейских минометов. Очередная контратака врага оказалась сорванной.

Был момент, когда танки противника прорвались к наблюдательному пункту 90-й дивизии. Но командир батареи истребительно-противотанкового дивизиона Жарков смело выдвинул им навстречу свое подразделение и отогнал их.

Командующий фронтом потребовал доложить обстановку, сообщить, почему замедлилось продвижение.

— Контратакуют танки! — доложил я. — Ведем бой с танковой дивизией.

— А вы не ошибаетесь? Против вас и вправду действует танковая дивизия?

— Это установлено совершенно точно, товарищ маршал. Уже имеются пленные из всех ее полков.

— Пленных доставьте ко мне, — сказал К. К. Рокоссовский. — Буду докладывать в Ставку.

В создавшейся обстановке я решил ввести в бой 8-й танковый корпус, не ожидая прорыва обороны противника на всю тактическую глубину. Корпус мы ввели двумя колоннами под прикрытием огня специально созданной сильной артиллерийской группы.

После этого темпы нашего продвижения возросли. Я приказал не прекращать наступления и ночью, чтобы не дать противнику возможности закрепиться на следующем рубеже.

На всякий случаи позвонил командующим соседними армиями генералам Н. И. Гусеву, П. И. Батону, А. В. Горбатову и предупредил их о том, что гитлеровцы, возможно, вновь попытаются осуществить контратаки силами танковой дивизии.