Дэниел Киз - Войны Миллигана (ЛП)

Томми на секунду задумался. Затем испытующе глядя на Писателя, спросил:

— Если я поеду в Коламбус… Если я, в конце концов, решусь туда поехать… Сколько времени понадобится, чтобы они меня перевели?

— Я не знаю, — признался Писатель.

Томми поерзал в кресле, переваривая услышанное:

— Черт, но это может занять месяцы!

— Но ты на самом деле хочешь поехать? Если ты хочешь этого, то я позвоню судье Флауэрсу и скажу, что ты не получаешь достаточно эффективного лечения здесь, в Дейтоне, и примемся за твой перевод. Но если ты не хочешь ехать, то я не буду ничего предпринимать.

— Если я решусь поехать, то, как ты думаешь, можно ли сделать это скажем… через три недели? — спросил Томми.

— Я понятия не имею, Томми, — Ответил ему автор. — Все это зависит от администрации.

Немного поразмыслив, Томми заявил автору:

— Если ты веришь, что это может помочь мне, Дэниел, то действуй.

— Ты прекрасно знаешь, что я не могу принимать решения за тебя.

— Мне нужен кто-то, кто будет решать за меня, потому что я не могу сделать это сам. Я не знаю, что для меня лучше. — Обреченно сказал Томми.

— Я не могу взять на себя такую ответственность и решать за вас. Возрази мне, если я ошибаюсь: как я вижу, ситуация здесь с каждым днем ухудшается. В таком случае, по моему, любой переезд ‒ это перемена к лучшему.

— Людям не понравится, если я буду в Коламбусе. Газеты продолжат писать про меня всякие гадости.

— Томми, сейчас это не должно останавливать тебя! Еще долгое время ты будешь легкой мишенью для прессы и удобным инструментом манипулирования общественным мнением для политиков. Но это шанс, которым ты должен непременно воспользоваться, если хочешь выжить.

Он задумался на несколько минут, потом почесал ногу под бинтами и кивнул головой:

— Окей, я поеду.

Писатель позвонил судье Флауэрсу, чтобы сказать, что жизнь Билли в опасности. Он сообщил судье, что отделение судебной медицины открывается через три недели и доктор Джудит Бокс, которая уже работала с пациентами, страдающими СМЛ в коррекционном центре в Чилликоте, сообщила, что хотела бы видеть Билли среди своих пациентов в новом отделении лечения СМЛ. Так как это был внутренний перевод из одного заведения с усиленной охраной в другое, судья Флауэрс сказал, что разрешит перевод Билли в отделение судебной медицины, если все участники дадут свое согласие.

Заведующий клиникой в Дейтоне, Аллен Вогель, написал судье Флауэрсу:

«… лечащий персонал согласен с тем, что мистер Миллиган не получает необходимого лечения в центре судебной медицины Дейтона, т. к. он отказывается сотрудничать, см. детали в прилагаемом докладе. Мы рекомендуем перевести его в отделение судебной медицины, где он может получить лечение у доктора Джудит Бокс».

Мистер Миллиган и доктор Бокс дали свое согласие на перевод.

Билли переехал в Коламбус через два месяца после звонка Танды Бартли Писателю. Несколько дней спустя девушка переехала в Коламбус к Кэти, сестре Билли, чтобы иметь возможность посещать его каждый день.

Корпус «C» регионального отделения судебной медицины был первым отделением со специализацией СМЛ. Сейчас под его опекой находились только две девушки с этим расстройством, а штат сотрудников составляли доктор Бокс, руководитель отделения, социальный работник, двадцать один санитар и медсестры. По большей части это были люди, горящие желанием побыть в самом центре исследований этого мало изученного психического расстройства. Члены терапевтической группы были хорошо осведомлены о событиях, развернувшихся вокруг дела Миллигана. Тем не менее, Джудит Бокс старалась подготовить их к тому буму в СМИ, который не заставит себя ждать после возвращения Билли в Коламбус. Она настаивала на строгом соблюдении секретности: никакая информации о Билли Миллигане или двух других пациентках не должна просочиться в прессу.

Бокс не видела Билли с того момента, как по просьбе Департамента психического здоровья посещала его в Лиме. Она сотрудничала с адвокатом Миллигана, Аланом Голдсберри, и дала показания в его пользу на слушании 14 апреля, указав на свою готовность контролировать его лечение в Центральной психиатрической клинике Огайо. А теперь Департамент психического здоровья вновь передавал ей Билли, только теперь в синяках и на инвалидной коляске.

Через четыре дня после перевода в Коламбус Аллен позвонил Писателю.

— Я набрался мужества и сделал предложение Танде, — сказал он. — Она сразу же согласилась и сказала, что будет чувствовать себя спокойнее, если мы поженимся.

— Ты уверен, что это хорошая идея, Аллен?

— Впервые меня кто-то принял таким, какой я есть. Мы столько времени провели вместе в Дейтоне. Танда меня понимает, и мы любим друг друга.

— Я и не знал, что в клинике можно сочетаться браком!

— Это действительно законно.

— Ты не считаешь, что можно еще немного подумать?

— Мы уже приняли решение, Дэниел. Нам осталось определиться с датой. Мы оба не верим в бога и хотим, чтобы нас расписал представитель организации «Судьи Мира». Я хочу, чтобы ты был моим свидетелем, и нам было бы приятно, если бы ты произнес небольшую речь.

— Я не знаю…, — засомневался Писатель. — Надо подумать.

— Я хотел, чтобы ты первый узнал об этом.

Танда позднее объяснила Писателю, что, увидев, как в Центре судебной медицины Дейтона пары вступают в законный брак, она рассказала об этом Билли. Каждый из них тогда подумал, что другой откажется принять во внимание факт замужества до освобождения Билли.

— Когда я приехала в Коламбус и поселилась в квартире вместе с Кэти, я рассказала Билли о женитьбе одного пациента, котрого мы знали. Во время этого разговора мы поняли, что больше не хотим ждать.

— Это будет нелегко, — признался Писатель. — СМИ разыграют из этого целое цирковое представление. Ты готова противостоять этому?

— Я люблю Билли, и я намного сильнее, чем кажусь на первый взгляд.

— Но что тебя в нем привлекает?

Она покачала головой, подыскивая нужные слова.

— Он такой интересный, такой загадочный и такой уязвимый. Он может предстать в образе мачо, а потом стать нежным и робким. Он может перейти от расчетливой логики к крайней степени эмоциональности. Иногда он ведет себя как мерзавец, который манипулирует мной, или как вульгарный хулиган, но я-то знаю, что внутри него живет маленький испуганный ребенок. Я представляю, как сама смотрю на себя со стороны, как это делает он ‒ конечно, не теряя памяти, ‒ и понимаю, что любовь, которую я ему дарю, поможет ему преобразиться.

— И какая же это любовь?

— Что-то вроде той, которую называют «страстной любовью».