Владимир Соловьев - Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых

— Надо уметь жертвовать частью, чтобы сохранить все остальное.

Вот и получилось, что Кириллов «Дон Кихот» вызвал скандал и принес ему всемирную славу, а иронический сказ Саула про караимов, искромсанный и кастрированный, прошел, считай, незамеченным. Выйдя из больницы, Кирилл пошел на дальнейшую конфронтацию с советской властью, делал заявления в защиту Сахарова, Солженицына, даже крымских татар. Последнее он предложил подписать Саулу, но Саул отказался, сославшись на то, что были случаи, когда татары выдавали караимов немцам под видом евреев. А потом Саул попал в психушку и на некоторое время отключился от нашей реальности. Я бы даже сказал, что сделал он это если не с удовольствием, то с несомненным облегчением. Он явно запутался в жизни, что-то в нем надломилось. И вся эта история с Саулом случилась сразу же после того, как Кирилл увел Наташу.

Из Наташи вышла бы замечательная сиделка, идеальная сестра милосердия. Кирилла выходила она. Вся преобразилась — ничего от прежней назидательной, насмешливой, честолюбивой дамы, полная самоотдача, все свободное время проводила у постели Кирилла. Но как только дело пошло на поправку, к Наташе стал возвращаться ее прежний апломб, а когда Кирилла привезли домой, она возобновила свои атаки с удвоенной силой, невзирая на его хромоту и общую слабость; была беспощадна, ехидна, насмешлива — что с ней творилось, одному Богу известно. И так продолжалось до самого их ухода от Тимура, которому все мы очень сочувствовали.

Учитель, однако, повел себя странно. Я перестал вообще что-либо понимать.

— Если бы ты знал, как они страдают из-за всего этого, — сказал он мне спустя месяц после их ухода.

И еще через некоторое время:

— Ведь им совсем негде жить — ютятся по углам у своих новых знакомых, диссидентов.

Ни дать ни взять, Иисусик какой-то. Я рассердился — за него тут переживаешь, стихи вот сочинил по случаю, Саул тот вообще на этой почве свихнулся, а Тимур, вместо того чтобы самому страдать, им сочувствует!

— Ты бы ему еще свою комнату предложил! — сказал я ему.

— Уже предлагал, — сказал Тимур. — Отказались.

— Да, граф Монте-Кристо из тебя никакой.

— Самый примитивный — это комплекс Монте-Кристо. Я уж не говорю о собственнических инстинктах, на которых строится убогая советская семья. Любить надо не ради себя, а ради того, кого любишь.

Я пропустил мимо ушей эту плоскую сентенцию.

— А ты ее все еще любишь? — спросил я.

— А почему я должен перестать ее любить? И она меня любит. О чем мы говорим — о любви или о принадлежности? Я ее люблю, но я и Кирилла люблю, и тебя с Саулом, и не могу сказать, что ее люблю больше вас. Это было бы несправедливо. А что такое ревность, вообще не понимаю, потому что отрицаю право собственности мужа на жену. Измена — это мужской миф. Чего я боялся бы, так это предательства. Такового не произошло — ни со стороны Наташи, ни со стороны Кирилла.

Другие члены нашего братства были не столь бескорыстны. Как-то я зашел в очередное пристанище Кирилла и Наташи. Кирилл стал еще угрюмее. Я не сразу понял, в чем дело. Но потом Наташа проговорилась — может быть, сознательно, чтобы вовлечь меня в семейную дискуссию. Оказалось, она дважды в неделю навещает покинутого мужа:

— Обед готовлю, стираю, глажу — он же без меня совсем неухоженный. Болтаем…

— О чем? — довольно резко вмешался Кирилл.

— Тебе-то что?

— Ты его нарочно дразнишь? — спросил я Наташу.

Наташа рассмеялась:

— Кого из них?

— Ну, Тимура не раздразнишь, как ни старайся, — сказал я, припомнив наш с ним разговор о комплексе Монте-Кристо, о семейной собственности и всепрощающей любви.

— Зато этот всегда начеку — ревнив за двоих.

— А есть основания?

— Конечно! Ведь Кирилл у нас собственник.

И тут я понял, что ревновать можно только жену — к любовнику. Не наоборот! Где это видано, чтобы любовник ревновал к мужу? Вот Кирилл и ревновал теперь ее к Тимуру, превратившись из любовника в мужа. А может быть, и Тимур избавился от ревности, став бобылем?

Потом я узнал дополнительную причину для Кирилловой тревоги: Наташа была беременна, а от кого — сама не знала. Ее это и не очень заботило: какая разница, главное — отдать долг природе, не все ли равно, чей ребенок? Так или приблизительно так она рассуждала. А Кирилл со страхом ждал родов. Родился мальчик, как две капли воды похожий на Наташу, ни на кого больше — из таких, говорят, вырастают самые счастливые мужчины.

Кирилл успокаивал себя тем, что восточная кровь обычно перетягивает, а ничего восточного в ребенке действительно не было.

Самым ревнивым оказался, однако, не Кирилл, а Саул, хоть это и была замещенная ревность.

Я до сих пор не очень понимаю, что произошло в его мозгу, почему он, когда Наташа ушла к Кириллу, приревновал заодно к нему и собственную жену, с Кириллом насмерть разругался, а жену чуть не зарезал?

Уход Наташи от Тимура взволновал Саула чрезвычайно. В таком состоянии я его еще никогда не видел.

Я попытался рационализировать его гнев:

— Кого из них ты больше осуждаешь?

— Обоих! Поэтому мне и не нравятся эти твои стихи.

В моем цикле я писал об измене другу, а не мужу.

— Променяла ангела на ловкача! У него же ничего своего! Чужая жена, чужая квартира, чужой сюжет. Кому нужен еще один Дон Кихот? Все с чужой подсказки!

— А мы не с чужой подсказки?

— О чем ты?

— Он же наш учитель. Научил нас технике сюжета, выбрал за нас женщину… Ты разве не был влюблен в Наташу?

— Был, не был — какое это имеет значение! Хочешь знать, она ко мне тоже пристраивалась, как-то позвонила и молчит, сказать нечего, я ее и отшил. Уже тогда заподозрил, что Тимура она любит меньше, чем мы, надоел он ей, новенького захотелось…

— Как ты все, однако, огрубляешь!

— А ты все тонкостей хочешь! Поэт…

— Слушай, а ты, случаем, не ревнуешь к Кириллу?

— Наташу?

— В том числе и Наташу. Тимура, Наташу, русскую литературу…

Почему-то именно последнее особенно разозлило Саула. А на следующий день Тимур мне сообщил, что Саула забрали в психушку,

Не думаю, что между его женой и Кириллом что-нибудь было, хотя она баба не промах, да только слишком — в отличие от нашей Наташи — трезвая, чтобы увлечься мужчиной по принципу его политического поведения. Иной у нее подход к этому делу, недаром врач-гинеколог. Да и не она меня во всей этой истории занимает.

А вот чего я не исключаю, то это авансы, которые Наташа делала Саулу. Все-таки он самый из нас талантливый, а Наташа знала толк в литературе, этого у нее не отнимешь. Есть люди, прямо-таки излучающие талант, чистая эманация дара Господня, тот же Бродский, например — женщины на нем так и висли. Талант — это ярко выраженное самцовое начало, даже когда речь идет о женщине: Комиссаржевская, Ахматова, Цветаева. Не надо мне только говорить о латентном гомосексуализме, это примитивное объяснение. Да я и не вижу ничего предосудительного в предпочтении однополых партнеров. А если единственная женщина, которую ты любишь, уже занята либо не отвечает взаимностью?