Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Но… «в одну телегу впрячь не можно». И соседство Ильфа и Петрова в одном «каноне» с Платоновым и Достоевским меня обескураживает. Так же, как отсутствие в нем Катаева, скажем, великолепного стилиста. И многих других, от прочтения которых я лично испытывал радость, но стыдить ими никого не собираюсь.

Френды, не старайтесь подменить Господа Бога. У вас не получится.:)

P. S. Предвидя подозрения, что не попавший в «канон» Масса просто завидует или обиделся, скажу, что я повторил бы то же и в том случае, если бы входил во все списки. При этом не скрою, что согласно предложенным критериям ряд моих сочинений с необходимостью должен был бы там присутствовать. Желающие могут проверить, прочитав.

А ведь я не обязан соответствовать ничьим представлениям обо мне.

Даже собственным.

По улицам разъезжают молодые девушки на молодых мерседесах.

Идет в почте просто стеной. Не успеваю удалять. Через online.ru.

Каждый раз, удаляя, вспоминаю, что был у нас в группе в Политехе такой парень Игорь Клец. Откуда-то с Украины. Смешной такой, высокий и нескладный хохол, страшно обидчивый и без чувства юмора, что делало его постоянным объектом насмешек.

Его просто задолбали насмешками, временами было жалко.

В 1965 году мы с ним закончили институт, и Клец исчез из моей жизни на 30 с лишним лет.

Появился он года два назад, увидев меня на экране питерского ТВ и позвонив после передачи в редакцию. Мы встретились, Игорек был оживлен, он почти не изменился, разве что поседели виски. У него оказалась масса связей, он достал пухлую визитницу и стал показывать мне визитки разных известных людей. Одновременно строил планы, как их можно задействовать в нашем общем бизнесе, который нарисовался тут же, как они могут быть полезны мне и прочее. Первым делом он решил меня лечить от чего-то и стал настойчиво рекомендовать связаться с каким-то профессором. Через два дня снова пришел в гости, фотографировал нас с женой и дочерью, строил планы.

Звонил каждый день и напоминал, что профессор ждет и волнуется.

Короче, задолбал вконец.

Попутно где-то, видимо, оперировал моей визиткой, в результате чего мне стали поступать какие-то нелепые предложения.

Кончилось тем, что я, набравшись духа, послал его на хуй.

Теперь он достает меня по почте, прикинувшись вирусом.

Сегодня подумал о том, что я могу написать в ЖЖ, а что нет.

Выяснилось, что ничего не могу такого, что меня по-настоящему волнует, достает и даже еще одно нехорошее слово напрашивается. Догадаться легко.

Потому что кого-то заденешь, кому-то сделаешь больно. Или же будет истолковано совсем не так.

На фига мне такой дневник?

В то же время, укрывшись за выдуманным героем можно написать все. Про выдуманных же людей. Не про живущих, реальных. И даже в этом случае они будут узнавать себя, догадываться, обижаться.

Помню когда-то на меня обиделась сослуживица, решив, что это ее я «прописал» в одной повести в образе толстой любвеобильной женщины весьма средних лет. А я о ней даже не вспомнил, когда писал.

А если бы вспомнил, мог не написать, боясь обидеть.

Довлатов не боялся обижать живых людей. За это чисто по-человечески я его не люблю. Не как писателя, а именно как человека. Писатель он хороший.

Ксюша Букша только что прислала новую вещь. Она их печет, как пирожки. Читаю.

Попомните мое слово, о ней еще узнают. Сейчас пока я один балдею.

Пить Аленка умела. Тем вечером напились они со Штойбером вовсю, и он пошел ее лапать. Аленка от неожиданности стукнула его по башке бутылкой, как будто он был корабль и его крестили на долгое плаванье. Штойбер стоял изумленный, как суслик, держась за голову, и по нему стекало вниз пиво и кровушка. Потом его сморило, и Аленка долго тащила его куда-то…

Кажется, по жанру это можно будет предложить БНС в «Полдень». Буду отстаивать, как раньше говорили в журналах. Она еще всем покажет, как надо писать.

Сегодня создал и осуществил ДТП на перекрестке Шпалерной и улицы Чернышевского.

Слава богу, без летального исхода, но достаточно серьезное.

Я двигался от Литейного к улице Чернышевского с намерением повернуть налево на набережную и помчаться к Геликону с грузом книжек в багажнике. Погода была мерзейшая, несмотря на прогноз. Холодно и дождь.

На перекрестке горел зеленый, на встречной полосе «Волга» намеревалась повернуть налево и пропускала меня. Я показал, что мне тоже нужно налево, за «Волгой» было пустое пространство и я, как и положено, стал расходиться с нею правыми бортами для поворота.

И тут из-за спины «Волги» выскочил бешеный, с выпученными глазами ВАЗ-2110 золотистого цвета и начал целить мне в морду. Я-то затормозить успел, а он нет. И двинул левой скулой аккурат в центр моего бампера.

Разбил решетку и выгнул бампер лебедем (сорри за аллюзию).

Сам же пострадал значительно больше. То есть разбил всю левую часть, погнул капот, а пассажирка разбила (то есть не разбила, трещины пошли) лбом ветровое стекло. И рассекла лоб к тому же какой-то держалкой козырька. Потому приехала «скорая»…

Щас выпью еще и расскажу дальше. Это надо знать всем для опыта.

За рулем «Лады» сидел молодой бугай. Звали его Витек, как позже выяснилось.

– Ну, отец, ты даешь… – вымолвил он, выйдя из авто.

– Я всегда даю. Только никто не берет, – сказал я.

Пассажирка, оказавшаяся директором совхоза Верой Ивановной Демоновой (sic!), между тем обливалась кровью со лба. Я дал ей платок.

Подошел ироничный гаишник. Вызвал ГАИ и «скорую».

Было холодно и нелепо.

Две машины с развороченными мордами застыли в поцелуе. Никогда не стал бы добровольно целоваться с этой золотистой Ладой.

«Скорая» увезла Демонову в монастырь. То есть, тьфу!.. В больницу.

Гаишник ходил с рулеткой. Я, как идиот, носил второй конец рулетки, измеряя ширину тротуаров.

– Зачем это? – наконец спросил я.

– Для схемы, – деловито ответил он.

То есть они каждый раз это измеряют. Из года в год. Запомнить не могут, суки, или хотя бы ввести в компьютер.

Компьютеров у них нет, как я позже убедился.

Дорогие анонимы!

Мой пост о прозе Букши вызвал кое-какую реакцию с вашей стороны. Не имея возможности ответить в комментах, переношу сюда.

Во-первых, я хотел бы сказать, что совершенно незачем вести дискуссию анонимно. Мы о литературе говорим, а не о моей сексуальной ориентации, скажем, потому смелее. Я вас не съем. Можно даже не сглаживать резких выражений, не обижусь.