Семён Данилюк - Константинов крест [сборник]

Ефрейтор, в прошлой, довоенной жизни удачливый шулер, предвкушающе потянулся крупным налитым телом.

Сашка заметил, что командир впереди слегка повернул голову, словно прислушиваясь, и быстренько насупился, будто отгораживаясь от любопытного Будника, — ему уж перепадало за болтливость.

Арташов слышал перешептывания, понимал, о чем ропщут сомлевшие на солнце бойцы, но упрямо продолжал движение, — вот-вот должны были объявиться посланные вперед квартирьеры.

Солдаты и впрямь вымотались. Задремавший на ходу Карпенко наступил на пятку Захарчуку. Тот возмущенно повернулся:

— Чего спотыкаешься, хохол?

Карпенко встряхнул головой. Мечтательно зевнул во всю пасть:

— Ох, мужики, щас бы подушку придавить.

— И сколь проспишь? — подначил Захарчук.

— Хоть сутки, хоть двое. Лишь бы дали.

— Не завирай! Двое не проспишь.

— Как это? Очень даже просплю. А то и трое подавай. Сна много не бывает!

— Вот брехун-то! — громко удивился Захарчук. — Всегда брехуном был. И война не исправила.

— Кто брехун?! — взвился Карпенко. — За это, москаль, и ответить недолго!

— А хило не станет? — задиристый Захарчук с готовностью принялся закипать.

Но тут в строй вернулся Будник.

— Заткнулись оба, — пресек он зарождающуюся бучу. — Два года, считай, всех достаете. Да хоть ты, Карп! Если он тебе так опостылел, какого ляда на Днепре среди бела дня полез из-под обстрела вытаскивать?

— Так я чего полез?! — Карпенко смутился. — В надежде, что увезут в госпиталь с концами. Так нет, — трех месяцев не прошло, — заявился.

— А в самом деле, Захар. — Будник, прищурившись, глянул на Захарчука. — Сам же говорил, что после госпиталя в учебку направляли. Чего ж опять сюда утёк?

— Так я к кому утёк? К Обгони Смерти, к вам. Не к этому же, — он сплюнул. — Этого бы сто лет не видел. Ничего, теперь уж скоро. Дембеля только дождаться. А там думать забуду.

— А я так наоборот, твою фотку с собой возьму, — незамедлительно отреагировал Карпенко. — В хате у образов повешу. Каждый день Бога благодарить буду, что избавил!

— Ты ж врал, что неверующий.

— Избавит — уверую!

Слушая перепалку заклятых друзей, спровоцированную лукавым Будником, остальные слегка приободрились, принялись перемигиваться.

Впереди зашевелились придорожные кусты, и на дорогу выбежал рядовой Фархад Мухаметшин — один из отправленных вперед квартирьеров. При виде Мухаметшина солдаты, предчувствуя конец пути, оживились. Послышался заливистый голос Ипатьева:

— Глянь, мужики, Федя! Никак, жилье надыбали! Не прошло и года! Вас со старшиной, паразитов, только за смертью посылать.

— Как раз за смертью старшину не дозовешься, — Будник презрительно скривился. — Он от нее всю войну ополовником на кухне отбивался.

Меж тем Фархад Мухаметшин, зыркнув вправо-влево, заспешил, слегка приседая на простреленную правую ногу, к капитану. Из-за этой припадающей после ранения ноги полненький рябой таджик на фоне остальных ловких, поджарых разведчиков смотрелся эдаким раскормленным, всполошным воробьишкой. Впрочем, ползать подраненная нога ему не мешала. Никто другой не умел так ловко, по-гадючьи бесшумно извиваться по земле, порой в нескольких метрах от противника.

— Тарища капитана! Тарища капитана! — привлекая внимание роты, Фархад издалека зазывно замахал руками, призывая всех свернуть на тропинку, с которой только что выскочил.

— И впрямь нашли! — облегченно прошелестело по рядам.

— В лучшем, слушай, виде! — гортанно затараторил Мухаметшин, сам радостный от того, что принес хорошую весть. — Всё как капитана приказал! И на берегу! И чтоб всем разместиться. Старшина Галушкин обнаружил.

То, что на место предполагаемого размещения первым наткнулся старшина роты Галушкин, никого не удивило. Несмотря на пятьдесят лет, старшина сохранил зоркий глаз, одинаково цепко подмечавший вражеские патрули и припрятанный хозяйками самогон. Правда, за линией фронта ему довелось побывать лишь однажды. Как-то в связи с потерями в личном составе Галушкин вызвался в поиск и в самую важную минуту сробел так, что едва не погубил всю группу.

— Должно, старый хрен, спиртное учуял. В разведку по собственным тылам — на это он силен, — процедил злопамятный Будник.

По знаку Арташова приободрившаяся рота вслед за Мухаметшиным потянулась в кустарник.

Через несколько сот метров среди сосновых деревьев показалась высокая скошенная черепичная крыша, будто нахлобученная на белоснежный яблоневый сад. У резной металлической калитки, врезанной в массивный забор, разведчиков поджидали старшина и двое бойцов.

— По месту, кажись, то, что надо, — доложил Арташову Галушкин. — Добрый домина. В три этажа. Считай, замок. И усадьба на полгектара.

— Почему не зашли? — не понял Арташов.

— Так вроде жилое, — старшина замялся. Нервно заморгал, отчего отечные мешочки будто сами собой запрыгали под глазами. — Решил без команды, так сказать, обождать… Дабы без конфузии. Языков-то не знаю.

Будник поморщился:

— Тебе б, старшина, всё по каптеркам воевать. Дабы без конфузии… Разрешите, товарищ капитан?

Он приподнял приклад автомата и, дождавшись подтверждающего кивка, несколько раз с чувством пристукнул по металлу. Требовательный гул понесся вглубь сада.

— Как будто женские голоса доносились, — вроде в никуда сообщил Галушкин, вызвав воодушевление в рядах.

— А ну, фрицевки, кончай в прятки играть! — задиристо выкрикнул Сашка Беляев. — А то мы тут как раз самые большие поисковики по вашу душу собрались! Живо всех пересчитаем!.. Может, сигану на разведку, товарищ капитан?

Двухметровый забор — не препятствие для разведчика. Тем более для гибкого, переполненного энергией Сашки.

— Видать, что за войну не напрыгался, — хмыкнул Будник.

— Так ему на бабу запрыгнуть не терпится. А в этом деле какая усталость, — донеслось из рядов.

В глубине сада послышались звуки шагов. Сашка, демонстративно отогнув ухо, прислушался. Значительно приподнял палец.

— Так, даю вводную: походка женская, нога легкая, тридцать шестого где-то размера. Не больше. Судя по нажиму, лет эдак не сильно за тридцать. Точно! У меня сердце — вещун.

Из-за кустов черемухи показался с у хощавый шестидесятилетний мужчина в тирольской шляпе с аккуратно подстриженными седыми усиками, отчасти прикрывающими тонкий, жилистый шрам, рассекший правую губу.

— Вот балабон, вечно пальцем в небо, — разочарованно пробурчал Будник.

Подойдя к калитке, мужчина оглядел несколько десятков вооруженных людей. Стараясь не выказать страха, он с достоинством снял шляпу, слегка поклонился стоящему впереди прочих Галушкину и выжидательно замер.