Леонид Жолудев - Стальная эскадрилья

У штурмана полка старшего лейтенанта А. В. Осипова тоже немалый боевой опыт, он награжден орденом Красного Знамени. Заместителем командира группы назначен капитан Пасхин, командир пашей первой эскадрильи.

Вот и пришел час сурового испытания, к которому готовился, кажется, всю сознательную жизнь. Самочувствие какое-то непонятное: торжественная приподнятость сдерживается неизвестностью. Хотя я совсем не знаю, как там в бою на самом деле. Вдруг подведу?

Беру себя в руки, заставляю думать, что задача, в сущности, не из трудных, главное - не отрываться от ведущего и по его сигналу сбросить бомбы. И все. От ведомого в таком полете ничего больше не требуется.

В небо взлетает зеленая ракета. Быстро запускаю моторы, подаю машину немного вперед, чтобы показать ведущему, что готов к полету. Справа на повышенной скорости рулит самолет Полбина, почти вплотную за ним Пасхин, комиссар эскадрильи Итунин... А вот и машина Виктора Ушакова с хвостовым номером "2". Отпускаю тормоза и пристраиваюсь за своим ведущим. И. С. Полбин подождал, пока все выстроятся на старте, и дал газ. Дружно взревели моторы, и вот уже вся эскадрилья несется по цветастому ковру аэродрома. Едва оторвались от земли, как уперлись в нижнюю кромку облаков. Некоторые экипажи нерасчетливо врезались в них, и пришлось снизиться чуть ли не до бреющего, чтобы избежать входа всей группы в облака. Это сразу усложнило полет, заставило с предельным вниманием следить за близкой землей и нависающей облачностью. И еще - удерживать свое место в строю.

Пока разворачивались на исход шли пункт маршрут,", подошли и пристроились еще две девятки СБ - вторая и третья эскадрильи. И псе это происходило на крайне малой высоте. Наконец полковая колонна в сборе.

Известная сложность пилотирования на малой высоте требовала немалого морального и физического напряжения, которое как-то сгладило остроту ощущений при полете к цели. А когда облачность вдруг оборвалась и ведущий увлек колонну на высоту, времени для размышлений уже не было: до Смоленска оставались считанные минуты полета.

Высота 1500 метров. Бешеный бег земли замедлился, и я огляделся. Слева по курсу увидел большой город, окутанный густыми клубами дыма, а скоро почувствовал терпкий запах гари. Это горел Смоленск. Меня охватило какое-то незнакомое ранее чувство - острая смесь боли и ярости, желание немедленно сделать что-то такое, чтобы никогда больше не пылали наши города и враг не топтал нашу землю. Руки еще крепче сжали штурвал. Сейчас на фашистов обрушится возмездие...

В этот момент от самолета 'Ушакова вправо потянулась огненная трасса. Поворачиваю голову и вижу на расстоянии 150-200 метров тощий серый самолет с черными крестами в желтых кругах на крыльях - "Мессершмптт-109". До сих пор этого стервятника я встречал только на картинках, изображающих силуэты вражеских самолетов. В натуре "мессер" выглядел не таким уж грозным. Хорошо было бы полоснуть по нему из ШКАСа, по я безоружен, мое оружие - весь самолет, весь экипаж. Надо полагать, что фашистом займется Игорь Копейкин. А мне отвлекаться нельзя: Аргунов уже открыл бомболюки, просит плотнее прижаться к ведущему. Сейчас штурман - главная фигура на самолете, от него зависит меткость бомбометания, даже если оно выполняется по сигналу ведущего. Поэтому подхожу к двойке Ушакова настолько близко, что вижу, как командир звена поднимает руку с оттопыренным большим пальцем - все, мол, идет как надо. На "двойке" тоже открыты бомболюки, чувствую, что вот-вот начнем бомбить, но взглянуть вниз не могу: все внимание - выдерживанию строя.

Сколько уже летал на полигон, насмотрелся вроде бы, как падают бомбы, однако этот момент всегда волнует. Ведь в нем - весь смысл подготовки экипажей бомбардировочной авиации, в нем, как в фокусе, сконцентрировано все их мастерство, воля, настойчивость. Какие бы трудности ни преодолел экипаж, чтобы пробиться к цели, усилия его окажутся безрезультатными, если он не сумел хорошо распорядиться своим главным оружием - не накрыл врага бомбами.

Из люков ведущего самолета посыпались тупорылые бомбы и, покачиваясь, устремились к земле. В ту же секунду вздрогнула и начала "вспухать" моя машина, освобожденная от смертоносного груза. Немного отжимаю штурвал от себя, сохраняя место в строю. Левый разворот. Уходим от цели, которой я так и не видел.

Теперь можно немного расслабиться, отдохнуть от изнурительного полета в плотном строю. Справа и выше засверкали разрывы зенитных снарядов. Наблюдая за ними, я не сразу заметил, что отстал от группы. Придется догонять. Досылаю секторы газа вперед до упора, перевожу винты на малый шаг. Но и группа, видно, идет на большой скорости. Расстояние между нею и мной заметно увеличивается. С недоумением наблюдаю, как над головой проплывают, обгоняя нас, замыкающие эскадрильи полка. Ничего не могу понять. Если судить по показаниям приборов, по надрывному гулу, по напряженной дрожи машины, моторы работают на предельном режиме. А скорости почему-то нет. Что за наваждение? Может быть, в самолет попал снаряд, покорежил обшивку или повредил управление? Вроде бы нет: ветераны рассказывали, как воспринимаются попадания пуль и осколков в машину.

Продолжаю мучительно искать причину странного явления, с грустью осматриваю воздушное пространство. И вдруг... справа сзади выплывает, кажется тот же самый, худой "мессер" и начинает пристраиваться в хвост нашего СБ. А нас прикрыть некому. Резко перевожу самолет в глубокий вираж. Не ожидавший такого маневра, истребитель проскакивает мимо. Пока он делает новый заход, стараюсь хотя бы немного приблизиться к своей группе. Моторы ревут как бешеные.

Крутым виражом со снижением уклоняюсь еще от одной атаки. Слышу, как бьет по врагу из пулемета Игорь Копейкин.

Внезапно истребитель исчез. Может быть, у фашиста кончились боеприпасы? Или он решил ударить по нас снизу? Приказываю усилить осмотрительность и начинаю резкое снижение. Наконец пересекли линию фронта. Уже над своей территорией с большим трудом догнал группу и пристроился к ведущему.

Да, дорого могла обойтись моя оплошность. Вроде бы и "зевнул" самую малость, а нарушил святую заповедь бомбардировщиков - держаться строем, не выходить из боевого порядка.

Вот и Ржев. Все здесь как будто без изменений. Садимся. Первый боевой вылет завершен. Выбираюсь из кабины на выбитую траву и... столбенею: створки бомболюков широко раскрыты. Так вот в чем дело! После бомбометания штурман забыл их закрыть. Они-то и съедали значительную часть скорости! Рядом со мной замерли Аргунов и Копейкин. Они тоже начинают понимать, что чудом остались живы. Когда Полбин собрал летный состав на разбор, наш экипаж не участвовал в оживленной беседе, не разделял радости остальных за благополучное боевое крещение. Нам было о чем поговорить между собой.