Владимир Высоцкий - Не вышел из боя

Потому что груз чужого горя

Из упрямства он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы…

Шут сгибался в световом кольце,

Горше становились пантомимы

И морщины глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды

Он горстями выгребал из нас,

Нам давая видимость свободы,

А себе защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали,

Весело, по нашим временам:

«Ах, как нас приятно обокрали —

Взяли то, что так мешало нам!»

Время! И, разбив себе колени,

Уходил он, думая своё.

Рыжий воцарился на арене,

Да и за пределами её.

Злое наше вынес добрый гений

За кулисы — вот нам и смешно.

Тысячи украденных мгновений

В нём сосредоточились в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи,

Барабана дробь… и тишина.

Слишком много он взвалил на плечи

Нашего. И сломана спина.

Зрители, и люди между ними,

Думали: вот пьяница упал…

Шут в своей последней пантомиме

Заигрался — и переиграл.

Он застыл не где-то, не за морем, —

Возле нас, как бы прилёг, устав.

Первый клоун захлебнулся горем,

Просто сил своих не рассчитав.

1973–1974

Ещё — ни холодов, ни льдин.

Земля тепла. Красна калина.

А в землю лёг ещё один

На Новодевичьем мужчина.

«Должно быть, он примет не знал, —

Народец праздный суесловит, —

Смерть тех из нас всех прежде ловит,

Кто понарошку умирал».

Коль так, Макарыч, — не спеши,

Спусти колки, ослабь зажимы,

Пересними, перепиши,

Переиграй — останься жйвым!

Но, в слезы мужиков вгоняя —

Он пулю в животе понёс,

Припал к земле, как верный пёс.

А рядом куст калины рос,

Калина — красная такая…

Смерть самых лучших намечает

И дёргает по одному.

Такой наш брат ушел во тьму!..

Не буйствует и не скучает.

А был бы «Разин» в этот год.

Натура где — Онега, Нарочь?

Всё печки-лавочки, Макарыч!

Такой твой парень не живёт.

Вот после временной заминки

Рок процедил через губу:

«Снять со скуластого табу

За то, что он видал в гробу

Все панихиды и поминки.

Того, с большой душою в теле

И с тяжким грузом на горбу,

Чтоб не испытывал судьбу,

Взять утром тёпленьким с постели!»

И после непременной бани,

Чист перед богом и тверёз,

Взял да и умер он всерьёз.

Решительней, чем на экране.

Гроб в грунт разрытый опуская

Средь новодевичьих берёз,

Мы выли, друга отпуская

В загул без времени и края…

Парад-алле! Не видно кресел, мест.

Оркестр шпарил марш, и вдруг, весь в чёрном,

Эффектно появился шпрехшталмейстер

И крикнул о сегодняшнем ковёрном.

Вот на манеже мощный чёрный слон,

Он показал им свой нерусский норов.

Я раньше был уверен, будто он —

Главою у зверей и у жонглёров.

Я был не прав, — с ним шёл холуй с кнутом,

Кормил его, ласкал, лез целоваться

И на ухо шептал ему… О чём?

В слоне я сразу начал сомневаться.

Потом слон сделал что-то вроде па

С презреньем и уведен был куда-то.

И всякая полезла шантрапа

С повадками заправских акробатов.

Вот выскочили трое молодцов,

Одновременно всех подвергли мукам,

Но вышел мужичок из наглецов

И их убрал со сцены ловким трюком.

Потом, когда там кто-то выжимал

Людей ногами, грудью и руками,

Тот мужичок весь цирк увеселял

Своими непонятными делами.

Он всё за что-то брался, что-то клал,

Хватал за всё… Я понял — вот работа.

Весь трюк был в том, что он не то хватал, —

И дохватался — на весь цирк икота.

Убрав его — он был навеселе, —

Арену занял сонм эквилибристов.

Ну, всё, пора кончать парад-алле

Ковёрных. Дайте туш, даёшь артистов!

1971–1974

На дистанции — четвёрка первачей.

Каждый думает, что он-то побойчей,

Каждый думает, что меньше всех устал,

Каждый хочет на высокий пьедестал.

Кто-то сердцем холодней, кто — горячей,

Все наслушались напутственных речей,

Каждый съел примерно поровну харчей,

Но судья не зафиксирует ничьей.

И борьба на всем пути,

В общем, равная почти.

— Расскажите, как идут,

Бога ради, а?

Телевидение тут

Вместе с радио:

— Нет особых новостей —

Всё ровнёхонько,

Но зато накал страстей —

О-хо-хо какой!

Номер первый рвёт подмётки как герой,

Как под гору катит, — хочет под горой

Он в победном ореоле и в пылу

Твёрдой поступью приблизиться к котлу.

Почему высоких мыслей не имел? —

Потому что в детстве мало каши ел, —

Голодал он в этом детстве, не дерзал,

Успевал переодеться — и в спортзал.

Что ж, идеи нам близки:

Первым — лучшие куски,

А вторым, чего уж тут, —

Он всё выверил —

В утешение дадут Кости с ливером.

Номер два — далёк от плотских тех утех, —

Он из этих, он из сытых, он из тех,

Он надеется на славу, на успех,

А уж ноги задирает — выше всех!

Вот — наклон на вираже — бетон у щёк!

Краше некуда уже, а он — ещё!

Он стратег, он даже тактик, словом, «спец»!

Сила, воля плюс характер! — Молодец!

Чёток, собран, напряжён

И не лезет на рожон!

Этот будет выступать

На Салониках,

И детишек поучать