Олег Туманов - Подлинная «судьба резидента». Долгий путь на Родину

Британский генерал сам провел меня к трапу. Я искренне до вылета поблагодарил в его лице «Ее Величество Королеву Великобритании», как меня научил говорить переводчик, за оказанное гостеприимство. Англичанам я на самом деле был благодарен за заботливый прием в Ливии и за то, что они не выдали меня египтянам.

На двухмоторной «Дакоте» мы сели в Греции. Там меня мгновенно пересадили в большой дизельный транспортировщик, нагруженный электронными приборами и … апельсинами. Ночью мы приземлились в аэропорту Франкфурта-на-Майне. Новый переводчик представился Алексом. Он сопровождал меня еще долгие месяцы и позже я узнал, что Алекс был полковником контрразведки США. 5 декабря 1965 года я ступил на землю ФРГ, не предполагая, что эта земля станет моим домом на ближайшие двадцать лет.

Я фаталист и верю в силу судьбы. Что предназначено после рождения, то и сбудется. Но это не мешает мне, оглядываясь в прошлое, анализировать и искать в нем причины, повлиявшие на события, которые произошли. Я часто задумывался над тем, почему КГБ остановил свой выбор именно на мне. И я пришел к такому выводу. ОНИ внимательно подыскивали талантливых комсомольцев в спецотрядах как потенциальных кандидатов для службы КГБ. Некоторых рекомендовали в контрразведку, других направляли на неблагодарную борьбу с диссидентами. Но сложнее всего было найти кадры для специфической работы за границей. На этом направлении КГБ явно не экономил средств, сил и времени, чтобы подготовить соответствующие кадры. Если реконструировать весь процесс вербовки (что я попытался здесь сделать), становится очевидным, что чекисты «вели» меня со школьной парты до моего задания в Мюнхене.

Сначала было тщательно взято под лупу мое ближайшее окружение. Для НИХ с самого начала было приятным обстоятельством, что все мои родственники, за исключением брата, были связаны с КГБ. Я уже уточнил обстоятельства работы моих родителей. Мой дядя, муж маминой сестры, выслужился до генерала в органах персональной охраны руководства партии. Ближайший друг моего отца был военным атташе в Канаде. Все это не только облегчало ИМ проверку, но и служило гарантией неразглашения тайны вокруг запланированной операции. Надежные и опытные кадры КГБ, служившие им еще со времен начала эры Сталина, умели держать язык за зубами.

Да, мои родственники и их друзья, возможно, сами не подозревая, сыграли важную роль в моей судьбе.

Меня полностью проверили, включая состояние здоровья на пригодность и готовность исполнять задание. При этом (это стоило бы особенно отметить) все было так организовано, что я ни разу не почувствовал связи с КГБ. И это было вполне разумно, так как в будущем следовало ожидать, что меня вывернет изнутри наружу и досконально проверит одна из западных разведок.

Тщательная проверка моего здоровья имела место при поступлении в Институт гражданской авиации. Это было хитро задумано, т. к. она дала сведения не только о моем физическом здоровье, но и точные данные тестов о моей психике. Судя по всему, вся информация полностью соответствовала ИХ представлениям, так как затем последовало построение моей «легенды» по строгой схеме и без всяких отклонений.

ОНИ были посредниками при моем устройстве в конструкторское бюро Яковлева. На этом секретном оборонном предприятии меня удобно было держать под контролем. А на случай, если в будущем меня станут проверять западные разведки, им будет непросто проникнуть в этот хорошо охраняемый объект. ОНИ учли, что «стоимость перебежчика Туманова», безусловно возрастет в цене, если он сообщит Западу о каком-то секретном предприятии, не сообщая действительно секретную информацию.

Подготовка в МГИМО … тут тоже заметна определенная логика. Где еще молодой парень мог за полтора года получить базовые знания иностранного языка и приобрести основные понятия о жизни на Западе? ОНИ это также очень точно продумали.

Даже выдуманное поступление в Львовское высшее военно-политическое училище полностью соответствовало моей искусно выстроенной легенде. В соответствии с ней я не имел точного представлении о жизни, был личностью с приключенческой натурой и абсолютным индивидуалистом, склонным к внезапным решениям и действиям, которых никто не мог предсказать. Побег на Запад выглядел как логическое продолжение всего.

В принципе, это во многом соответствовало моей истинной индивидуальности. Мне не нужно было притворяться, играть или что-то придумывать. КГБ точно подобрал мне сценарий.

На корабле я стал кандидатом в КПСС, честно говоря, особенно об этом не заботясь. Инициатива, вероятно, исходила от замполита, пожелавшего таким образом подчеркнуть мои заслуги фоторепортера и составителя флотской газеты. Это не было никаким выражением «преданности коммунистическим идеям», а скорее прагматическим желанием облегчить себе существование во время службы.

Никто не подвиг меня к шпионажу. На меня не оказывали давления и не шантажировали. Меня не пытались купить за деньги. С моей стороны, я был движим юношеской тягой к приключениям и обыкновенным расчетом. Любовь к приключениям была моим вторым я. Расчет выстроился из моего намерения жить рискованно в роли разведчика-нелегала на Западе и дополнялся моим желанием вырваться из монотонности советской жизни, увидеть мир и узнать что-то новое. Игра стоила свеч.

« День добрый. Меня зовут Сэм. Зовите меня просто Сэм. Вместе мы проведем какое-то время».

Невысокий, слегка сгорбленный мужчина в шляпе и плаще, не похожий на обычного чиновника, пришел ко мне на квартиру и, сняв пальто, с чувством хозяина пригласил меня присесть напротив него. Его рукопожатие было еле заметным, глаза — холодными, он представился по-деловому, без эмоций. Мы говорили только о том, что его истинно интересовало.

Шифры и информационная связь ВМС. Я был рад содействовать, но у меня не было таких данных. По роду службы я был знаком с организацией артиллерийской пальбы. Но шифры … я убеждал его, что их я не знаю и что мы теряем время.

Но Сэм был неумолим: «Все равно вы что-то вспомните».

«Как мне вспомнить то, чего я не знаю, и не видел?»

«Вы ошибаетесь, господин Туманов. Что-то вам известно. Например, имя и звание вашего шифровальщика».

Я усиленно копался в памяти. «Нет, помню только, что он …»

«Укажите на эсминце расположение его каюты. Скажите, как часто он направлялся к командиру с шифрами? Отлично. А говорите, что ничего не знаете. Вы очень много знаете, господин Туманов. Поэтому встречаться нам, думаю, придется еще ни раз».

… В те годы беженцы из СССР и других стран Восточной Европы проходили доскональную проверку в западно-немецком лагере для беженцев Цирндорф. Но я оказался в американском лагере военной контрразведки Камп Кинг вблизи Франкфурта. С одной стороны, это было удачей, так как американцы предлагали комфортабельные условия своим людям и даже выплачивали еженедельное немалое «пособие». Зато проверка здесь была строже. Во Франкфурте меня полгода «разбирали по частям». Сэм, о котором я позднее узнал, что он «большой зверь из Лэнгли», слыл инквизитором. Параллельно с этой проверкой мне предстоял раздражающий отчет о нашем присутствии в Средиземном море и о службе в ВМС.