Иван Серов - Записки из чемодана

Мне было неприятно это слушать, но я терпеливо выслушал до конца, с тем чтобы принять меры.

Стали дальше разбирать ошибки в его действиях: курьеров мы перехватывали (посылал, как правило, девочек), которые давали показания, конспирация слабая, а главное, это ошибка в организации ZWZ на территории западных областей Украины и Белоруссии, так как поддержки в этом деле не будет ввиду того, что это земли украинские, живут абсолютное большинство украинцев и белорусов, поляки составляют единицы. Поэтому идея возврата полякам не будет поддержана местными жителями. Окулицкий согласился. Кстати сказать, он на меня произвел впечатление умного и хорошего грамотного разведчика.

Однако когда дошли до организационного построения ZWZ, он отказывался говорить. Я тогда применил свой метод допроса. Я ему стал говорить, как у него дело было организовано, и в чем ошибки. В ряде случаев я, не зная вопроса, фантазировал, он меня поправлял, как было дело на самом деле. Таким образом, я все узнал, а фамилии основных лиц мне были известны, а впоследствии не так-то уж и важны.

Одним словом, сел я его допрашивать в 7 часов утра, а закончил в 4 часа вечера. После обыска он попросил разрешения курить и из кармана пальто взял пачку сигарет 200 шт. Когда я закончил допрос, в пачке осталось 3 сигареты, а 197 выкурил.

Побыл у нас Окулицкий всего лишь два дня. Как только я донес в Москву, что он арестован, сразу же следственная часть (Кобулов) дал телеграмму «направить отдельным вагоном, по указанию наркома, в Москву». Я знал, что это подлость Кобулова, и попросил Хрущева поддержать нас и не передавать в центр, но он сказал, что не стоит спорить.

Потом мне о нем стало известно следующее. В Москве стали допрашивать с угрозами. Окулицкий твердо заявил, что своих товарищей не выдаст. Следователь накричал на него и несколько раз ударил по лицу. Окулицкий замкнулся и ничего не стал больше говорить.

В 1941 году, когда формировали армию Андерса* (по решению Ставки), Окулицкий был назначен начальником штаба. Он уже тогда рассказал своим друзьям об ударах следователя и поклялся, что отомстит за эту пощечину. И действительно, в конечном счете, армия Андерса ушла вначале в Ирак, а затем перекочевала к англичанам.

Несомненно, Андерс [50]и Окулицкий провели достаточную разлагающую работу среди бойцов и офицеров польской армии с расчетом вывести ее из-под Советского командования.

Описывать дальше действия ZWZ в западных областях нет смысла, потому что после ареста Окулицкого эта организация стала затихать и не приносила больше того беспокойства.

Пока я возился с ZWZ, в это время оуновцы организовали широкую антисоветскую организацию для того, чтобы активно бороться с Советской властью и добиться «Самостийной Украины».

Мне пришлось изучить историю этой оуновской организации по имевшимся материалам в НКВД Украины.

До 1918 года Западная Украина, или как ее называли — Восточная Галиция, где жили украинцы, входила в состав Австро-Венгрии, а затем попала под польское ярмо. Австрийцы и поляки жестоко угнетали украинцев и подавляли национальную культуру. Украинские буржуазные националисты были верными слугами вначале австрийцев, а затем поляков.

Город Львов был центром пребывания главарей украинских националистов. Они не гнушались выполнять задания польской разведки, а затем и гестапо.

История украинских националистов идет еще от Первой мировой войны, когда они пытались организовать самостийную Украину, отделив ее от России. При поддержке австрийской и германской разведок украинцы создали организацию «Союз освобождения Украины» [51], вдохновителем которой был Донцов*.

Этот старый провокатор и немецкий агент, бежавший из России в 1905 году во Францию, в дальнейшем обосновался во Львове и занимался контрреволюционной деятельностью против СССР. Его активным помощником был Коновалец* руководитель террористической организации, которую субсидировал Гитлер.

Подлую роль духовного наставника играл митрополит Андрей Шептицкий*, организовавший в 1930 году униатскую церковь, т. е. смешал православную религию с католической (уния) с подчинением Ватикану и благословлял всех отщепенцев на борьбу с СССР. Основная же его задача была ополячить украинцев.

Когда мы пришли во Львов, ко мне стати поступать данные, что у митрополита Шептицкого собирается различный антисоветский сброд под видом моления и разрабатывает программу борьбы с Советами. Все попытки просунуть к нему нашего человека не удавались, а на местных украинцев нельзя было полагаться, так как стоило митрополиту припугнуть «маткой боской», как сразу признавались, что подосланы НКВД. Сразу видно, что стреляный воробей. Сергиенко (начальник Львовского УНКВД) неоднократно мне об этом докладывал.

Один раз я сам решил пойти в резиденцию Шептицкого, тем более, он жил при костеле, в особняке с шикарным садом. Нажал кнопку звонка, ко мне вышел послушник и через окошечко спросил: «Что треба?»

Я сказал смиренным тоном, что у меня большое горе, о котором я хотел бы посоветоваться с митрополитом и просить его преосвященство помощи. Послушник подозрительно на меня посмотрел и по-украински строго ответил, что «митрополит вообще никого не принимает», и захлопнул перед моим носом дверку окна.

Я подумал про себя, неужели шеф разведки, как меня называли в Западной Украине, не перехитрит митрополита Шептицкого, но, к сожалению, в течение полугода мне ничего не удалось сделать, и лишь случай меня выручил.

В январе 1940 года я приехал в Киев, так как все-таки там наркомат внутренних дел УССР, а я являюсь наркомом. Даже дочь моя Светлана родилась без меня, и я увидел ее лишь через два месяца [52].

В Киеве на одной из явок я увидел студента пединститута, внешний вид и поведение которого, скорее, было похоже на монаха, чем на студента. В разговоре стесняется, опускает глаза, движения медленные, во взоре — услужливость и покорность. И у меня мелькнула мысль: нельзя ли его послать к Шептицкому?

После того, как я узнал, что он в марте оканчивает институт, что учится хорошо, я ему задал терзавший меня вопрос — поехать во Львов для выполнения важного задания. Он смутился вдвойне.

Во-первых, в западные области въезд был запрещен, кроме официальных лиц, да и то по решению ЦК или Совмина. Это были вынуждены сделать ввиду того, что в первый месяц столько появилось желающих поехать в западные области, а руководства ведомств всячески добивались послать своих людей и, кстати сказать, «побарахолиться». Во-вторых, видимо, «важное задание» на молодого студента произвело глубокое впечатление.

Он, подумав, ответил, что «поехать согласен, но как с институтом?» Я сказал, что институт при хороших отметках может и досрочно выпустить. «А диплом?» — спросил он. Я говорю: «И диплом выдадут». Тогда он полностью согласился.