Иван Серов - Записки из чемодана

Через день вышло постановление ГОКО, в котором записано: поручить заместителю НКВД Серову в срочном порядке выселить крымских татар в глубь страны [196].

На следующий день мы вылетели в Крым. Берия всунул мне «в помощь» Кобулова [197].

Мы прилетели в штаб фронта, который дислоцировался в болгарской деревне севернее Симферополя. Там находились: уполномоченный маршал Василевский А. М. и командующий генерал Толбухин, начальником штаба фронта мой однокашник по Академии генерал-лейтенант Бирюзов*.

Встретились по-дружески. Они рассказали о безобразиях татар, которые не ушли с немцами, а возможно, и засылаются ими, так как южное побережье Крыма, начиная от Феодосии и до Евпатории, было занято немецкими и румынскими войсками [198]. Симферополь всего лишь два дня как освобожден, но и то почти каждую ночь немцы, находящиеся в Севастополе, прилетают бомбить с бреющего полета [199].

К слову сказать, в прошлую ночь, вернее, в 21 час налетели немцы и давай бросать 50-килограммовые бомбы. Мы ужинали. Вдруг потолок затрещал, и штукатурка осыпалась. Кобулов побелел и сразу полез под стол!

Я расхохотался, стою и смотрю на него. Потом следующим взрывом порвало освещение. Тогда Кобулов бросился во двор и кричит мне: «Давай в окоп!» Я знал, что во дворе нет окопов.

Прибежали к забору, смотрю возвышение, Кобулов кричит: «Лезь!» Я спустился на две ступеньки и думаю, стоит ли лезть в братскую могилу. В это время разорвалась бомба на нашей улице возле дома.

Кобулов рванул в окоп, сшиб меня и своим 130-килограммовым весом чуть не задавил. Я его начал ругать, а вылезть из-под него не могу. И после этого случая я больше и близко не подходил к этому окопу, который был вырыт в мое отсутствие по указанию Кобулова.

С товарищами Василевским и Толбухиным договорились, что мы выявим количество крымских татар и внесем совместное предложение в ГОКО, как поступить. Я имел в виду, провести в горах облавы и бандитов арестовать.

Военные сразу запротестовали. Вопрос ясен, татар надо выселять, так они заявляли. Войска дадим, автотранспорт дадим, и в неделю выкатить, так как командование фронта по указанию ГОКО должно в течение месяца очистить Крым от немцев.

Ну, начинание хорошее. Я сказал, что нам тоже нужно время разобраться. Условились, что будем чаще встречаться и постараемся быстрее решить этот вопрос.

По возвращении в Симферополь сразу же доложили в центр о встрече и добавили, что через 3–4 дня донесем свои соображения.

Я со своей группой офицеров стал разъезжать по районам и выяснять количество татар и их злодеяния. Во всех районах оставшиеся жители, в основном старики и женщины, со слезами рассказывали, что в Крыму были немецкие и румынские части. И, если взять румын и сравнить с крымскими татарами, так татары — это изверги, людоеды, а румыны порядочные люди.

При этом выяснилась такая деталь: оказывается, татары действуют в большой дружбе с армянами. Если главный бандит татарин, то его заместитель армянин, и наоборот [200].

Через несколько дней возвратились в Симферополь, я рассказал Кобулову, что армяне тоже здесь зверствовали и продолжают сейчас. Ему стало неловко (он армянин), и говорит: «Что ты говоришь, армяне всю жизнь были безобидные люди, и их угнетали и так далее».

Я привел ряд примеров бандитизма, когда армяне сожгли деревни и бросали в огонь малолетних детей, я ему показал «рапорт» армянина предателя в гестапо, о его зверствах, и так далее, а потом закончил, что их тоже надо включить на выселение. Он не согласился.

Через два дня мы собрали данные о количестве татар, армян, греков и болгар (в отношении последних двух мы получили указание из Москвы — тоже подсчитать) и донесли в ГОКО. Можно организованно их всех выселить в тыловые районы СССР, а на лиц зверствовавших пришлем документальные материалы, так как здесь вести следствие нет времени и нет людей.

На следующие сутки В. В. Чернышев позвонил о решении ГОКО о выселении татар, греков и болгар [201]. Я тогда рассказал ему, что болгары и греки вели себя смирно, а армяне так же отличаются зверством, и сказал, что пошлю записку с фактами, а он ее доложит. Так и сделал. Через два дня пришло дополнение — выселить и армян.

На всю эту операцию дан был небольшой срок, а на южном побережье Крыма, в том числе в Севастополе, еще немцы.

Я проинформировал Василевского и Толбухина об этом и пошутил, что теперь от командующих фронтом зависит срок выселения. Они заверили, что в 10 дней вышибут немцев, и тогда можно во всех районах провести операцию. Действительно, дела пошли хорошо.

Через 3–4 дня немцев вышибли из Севастополя. Остался лишь участок побережья в 2–3 квадратных километра, где немцы сосредоточили технику и кораблями вывозили.

Я в тот же день уговорил Кобулова, взял с собой Вовку (ему было 12 лет), который был со мной, и поехали. На подступах к Севастополю обычное явление: трупы фрицев, убитые лошади, развороченные танки и автомашины. Севастополь местами горел.

В одном месте нам надо было проезжать мимо пещеры, из которой валил дым. Стоявшие там красноармейцы предупреждали, что в пещере склад боеприпасов, в любую минуту может взорваться.

Стоило посмотреть в тот момент на этого горе-героя Кобулова, который начал меня уговаривать не ехать, говоря, что лучше 5 километров объехать, чем рисковать. И только после того, как я сказал, что поеду один, а он пусть едет в объезд, он согласился. Ну, конечно, быстро проскочили это место и все.

При въезде в Севастополь впереди нас шла танковая колонна. В одном месте под танк попал фриц. И после того, как прошла колонна (я был за рулем), смотрю — на дороге лежит комбинезон серого цвета, растянувшись поперек дороги. Я замедлил ход и рассмотрел его. Оказывается, это лежал немец, но так спрессованный танковой колонной, что превратился в толстый лист фанеры, однако форма сохранилась, кроме головы, которая расплющилась и отлетела.

Продолжая ехать дальше, мы въехали с большим трудом в центральную часть города, которую только что оставили немцы. Жителей нет. Только красноармейцы и немного моряков. Кой-где постреливают, но, видимо, добивают отдельных фрицев.

Выехали спокойно за город осмотреть позиции немцев в бинокль, в которых, как стало известно, тысяч 25 сгрудились на мысе Херсонесе около причалов, а частично и на берегу, и под командованием немецкого генерал-полковника Енике* грузятся и удирают. Однако близко к себе не подпускают. Установили вокруг себя минометы, пушки и сидят. Наши самолеты их бомбят, однако погрузка идет. Их зенитки ощетинились, огрызаются, и на наших глазах два наших истребителя задымили и пошли на снижение.

К вечеру мы возвращались в Севастополь. Вот тут-то и было много смеху. Когда стали подъезжать к городу, надо было проехать по возвышенности, вдоль которой с одной стороны расположены дома, и с другой домов не было, а только земляной забор (видимо, дома сожжены).