Всеволод Иванов - Красный лик

— Радость! Радость!

Мы не будем останавливаться на исторических соображениях, которые можно было бы привести по поводу этого апокрифа; скажем только, что, конечно, «Сказание о граде Китеже» соответствует духу русского народа, его незлобивости и терпеливости, которая и может быть объяснена именно наличием веры в какую-то потустороннюю справедливость. Этим и объясняется тот особый повальный успех, которым сопровождаются постановки «Сказания» в СССР в настоящее время — от действительности трудно ведь там дышать! Но заключим наши сравнения «Сказания о Китеже» со сказанием о Монт-Сальвате и о Граале.

И тут и там, следовательно, есть уверенность в существовании какой-то трансцендентальной, зарубежной нашей земной жизни справедливости. Да, есть, существуют и Китеж, и Гора Спасения. Но пути к ним разные.

У немцев — ведёт к ним воля. Простец Парсифаль, услыхав от матери, что Бог — сияющ, как солнце, нападает на рыцарей и разбивает их, потому что по их сверкающим латам он принимает их за Бога.

Поступив же к Нему на службу королём св. Грааля, он уверен, что будет служить Ему мечём, защищая угнетённых и бедных.

Наоборот, в «Сказании о граде Китеже» — Бог настолько всесилен, настолько всемогущ, что всё в Его руках. Он Сам может давать спасение, как милостыню. Он спасает Китеж без всякого усилия со стороны его защитников; а от них требуются только хорошие душевные качества:

— Лжа ведь сон-то, мы же правды ищем! — говорит княжич Всеволод в первом действии. Ищите правды, остальное приложится говорит нам мудрость в этом созерцании искусства. Ждите Чуда!

И конечно, здесь тот православный традиционализм, который, кажется, начинает избывать русский народ. Уже в необычном восхвалении монголов и дела монголов в современном евразийстве идёт признание некоторого земного элемента в наших делах: не Китеж, а созданная при помощи монголов Москва покончила с теми же татарами!

Но нас не может не пугать некоторое сходство, наблюдающееся нами в «Сказании», с историей падения Константинополя. Ведь когда в 1453 году турки (монголы) осаждали Константинополь и султан Магомет II готовился уже вскакать на своём окровавленном коне в св. Софию, — против турок дрался на стенах города только последний император Константин, да с ним отряд в 5000 человек, которым помогали 1000 рыцарей-генуэзцев. Остальное же население Константинополя, среди которого было до 100 000 способных носить оружие, пело молитвы, и то и дело к царю прибегали посланцы сообщить, что у храма Влахернской Божией Матери должен сейчас упасть с неба меч, который и поразит нечестивых!

Но этого не произошло. И осталось от этого сказание, что служивший в св. Софии обедню священник в момент занятия города — ушёл в стену со св. дарами и вернётся тогда, когда восстановятся сроки.

И Византии нет.

— И спасут ли Русь безвольные молитвы? — спросим мы. — И не пора ли избрать к нашим градам Китежам волевую татарскую дорогу?

Если отдельный человек — человек, то два, три или большее количество людей, спаянных между собой территорией, временем и историей, — явится ли только суммой этих отдельных особей или же представит из себя новый комплекс, привносящий некоторые новые качества, государственность?

Другими словами: государство — это только Ивановы, Петровы, Сидоровы — помноженные в своей количественности на миллионы, или же это Россия, Империя, СССР, как угодно, то есть нечто такое, что имеет свой рост, свои задачи, чему можно служить, во что можно верить, для блага чего можно умирать, то есть некоторая высшая ценность, хотя и не «реальная»?

Для одних государство — это просто форма общежития, в котором живут люди; нечто вроде «ночного сторожа» для охраны их покоя. Для других — это Молох пожирающий, грозный бог, требующий всего во имя целого и жизнь отдельного индивида охватывающий хотя незримыми, но железными цепями «прошлого», «традиций», «исторических задач» и т. д. Пусть себе представители ярого индивидуализма заявляют, что всё сущее — есть «собственность единственного»; приходят другие, которые властно возрождают старый закон:

«Salus publica — suprema lex!», то есть «Благо общественное — высший закон».

Последнюю формулировку резко поставил Муссолини своим фашизмом; социалисты всех стран ещё барахтаются в остатках старых, отрицающих государство теорий, но жестокая жизнь требует у них до того времени, покамест они смогут зажить анархически (какое счастье после стольких испытаний!), железной спаянности государства, хотя как бы и переходного момента.

Нас совершенно не интересует, что произойдёт потом с социалистическим государством СССР; ещё менее мы верим, что за ним придёт святая, золотая Анархия — всё-таки утопизм есть «у топос», то есть «нигде». Нас интересует другое именно обстоятельство, что Россия или СССР стал теперь для социалистов всех стран известной Меккой, куда они ходят поклоняться гробу и волоскам своего пророка, откуда они грозят священной войной всему миру под красным знаменем, возглашая то же самое:

— Благо СССР — есть высшее благо!

Коммунизм и фашизм — два мировых явления — стоят друг против друга, как высшее заострение принципа современной государственности. Сталин и — Муссолини.

Пересмотрим же вкратце положения, характеризующие московскую государственность в её наличности, чтобы тем определённее представить себе её противоположность — фашизм.

Диктатура Москвы направлена на достижение идеала «научного» социализма, коммунизма в его марксистской форме.

Марксистский социализм-коммунизм, прежде всего, проповедует уничтожение всех прочих классов единственно ценным классом пролетариата; таким образом получается разрушительная, взаимоистребительная, праздная по существу война за власть пролетариата. В этой войне гибнут все исторические достижения русской нации, вся её экономика, и, в конце концов, дело доходит до голой земли и голых городов. Этот регресс преступно разорителен, ибо он, конечно, усиливает соседние нации, избегшие революции.

Невыгодность катастрофического марксистского метода действия видна и потому ещё, что в минуту гражданской войны и разрухи экономической марксистам, захватившим власть, приходится «перепрягаться на пароме» и наскоро учить в сокращённых, невежественных курсах политграмоты тому новому, к чему они стремятся и ради чего они заставляют народ приносить эти бесчисленные жертвы. А так как то, что люди видали — старое — всегда надёжнее, устойчивее «нового», то проповедь древней нации принимается народом легче проповеди будущих благ социализма в наличии войн, насилий и кровавой разрухи. Упорство народа порождает упорство фанатичных властей, и отсюда возникают те ужасы русского террора, которые всем известны и которые просто-напросто давно дискредитировали идею социализма и коммунизма. Никто не хочет есть будущего сладкого куска, если он вымазан человеческой кровью настоящего…