Юрий Соломин - От Адьютанта до егο Превосходительства

Я понимаю стремление к самостоятельности. Ученики уходят из-под опеки, и порой очень резко, но когда им трудно — возвращаются. И я помогаю… Но предательство прощать трудно. И азарт уходит… Мы же знаем их с семнадцати лет и желаем только добра.

Что значит «школа Малого театра»? Надо учитывать даже параметры сцены. Мне иногда говорят: почему Гамлет или Ромео не могут быть «антигероями»? Не могут! Как не могут их играть люди с несильным голосом, с нулевым темпераментом, без эмоциональности. Заразительность, хорошая речь, темперамент — необходимые профессиональные качества. Не зря же придуманы амплуа — резонер, трагик, инженю, простак, комик. Амплуа всегда ценились в нашем театре. И сейчас старейший актер нашего театра Николай Александрович Анненков, увидя новичка, всегда определяет — «это герой» или «это резонер». Конечно, это вовсе не означает, что человеку закрыта дорога к ролям другого плана. Великий комик Игорь Ильинский стал и великим трагическим актером. В пашем театре всегда главенствовала актерская школа.

«Весь мир — театр». Если знаменитый шекспировский афоризм прочесть в обратном порядке, возникает новый смысл: «Театр — это весь мир». Разве это не так? На подмостках можно представить все: от битв и восстаний тысяч до жаркого шепота двоих и тайных мыслей одного. Я не представляю, кем я мог бы быть, если бы не стал артистом. Разве что разводил бы собак. Я не могу жить без музыки, без живописи, но нет для меня ничего важнее, чем театр. Мне кажется, в моей профессии аккумулируется весь окружающий мир. В Японии очень точно мне сказал один человек: мы занимаемся культурным образованием нации, потом это скажется на развитии техники. Об этом стоит помнить и нам.

Я прожил всю жизнь в одном театре — в Малом. У Василия Шукшина есть озорной и мудрый рассказ о том, как некий вечно пьяный, блудливый и вороватый завхоз напился один раз до того, что собственного тестя за святого Николая Угодника принял. Ввалился в избу, а на печи старичок в белом одеянии, с ликом аскетическим. Вот он и стал его уговаривать, чтоб они с Иисусом Христом и Девой Марией посоветовались «сообча» и дали ему возможность родиться второй раз, так сказать, выдали бы билетик на второй сеанс. Старичок беленький возьми да н покажи кукиш: «Вот тебе билетик на второй сеанс!» Вот и нам всем не надо забывать, что билетика на второй сеанс не будет. Так что надо в жизни выбирать свой путь, поступок, судьбу. Моя личная судьба и судьба Малого театра, со всеми взлетами и падениями, — это одна судьба. В которой случалось всякое. Но пережито — вместе.

Если на здание нашего театра повесить мемориальные доски всех известных людей, которые здесь бывали, — а это и Островский, и Пушкин, и Гоголь, и Лермонтов, и Чайковский, и Чехов, не говоря о прославленных артистах, — то на стенах не останется свободного места.

Написаны десятки книг, объясняющих, как и почему Малый сделался не только колыбелью русского драматического искусства, но и «вторым университетом», общественной трибуной.

Наш театр и сегодня встречает зрителей мраморной лестницей, старинными портретами корифеев, строгой пышностью и идеальной акустикой зала. За это спасибо реставраторам — они сохранили и восстановили его. Зрители могут здесь увидеть актеров не в джинсах и кроссовках, а во фраках и шляпах. Я счастлив, что в этом есть и моя заслуга. Когда же я слышу, что кто-то из других театров начинает ругать наш, завидовать, я всегда говорю: успокойтесь, ваш театр лучше, просто у нас люстр больше.

Меня взяли в Малый театр прямо со студенческой скамьи. Вместе со мной пришли Виктор Борцов, Роман Филиппов и затем Алексей Эйбоженко. Молодежи в труппе в ту пору было очень мало. Репертуар строился на таких звезд, как Игорь Ильинский, Михаил Царев, Борис Бабочкин, Михаил Жаров, Иван Любезное, Владимир Владиславский, Виталий Доронин, Николай Светловидов, Владимир Кенигсон. То есть на десятка два известнейших, популярнейших артистов. Тогда молодыми были Татьяна Еремеева, Ирина Ликсо, Татьяна Панкова. Я считаю, что работать с такими мастерами — великое счастье. Это можно считать аспирантурой для молодого актера. Даже когда выходишь в массовке.

Еще в «Порт-Артуре», будучи студентом, я выходил в роли молодого солдата. Всего две реплики: «Эх, домой бы, к бабе!» На что Николай Иванович Рыжов спрашивал: «А у тебя баба есть?» И я отвечал: «А как же!» Зрители смеялись. Всего две реплики, но я играл вместе с Рыжовым, Анненковым, Шатровой, Кенигсоном, Дорониным, Любезповым. А это очень ответственно. Ставили спектакль Константин Зубов и Петр Марков. Зубов пе только был режиссером этого спектакля, он играл в нем генерала Стесселя — осанистая фигура, мужественное лицо, строгая бородка. Но Константин Александрович играл так ярко, что сразу же становилось ясно, что за респектабельной внешностью скрывается безвольный человек, «подкаблучник» — он буквально смотрел в рот своей жене, которую блестяще играла Елена Шатрова. Николай Анненков играл адмирала Макарова. Он появлялся всего в трех эпизодах, но тем не менее создавал образ очень точный и достоверный. Я помню сцену, где он, не произнося ни слова, просто подходил к иллюминатору, открывал его, будто ему не хватает воздуха, потом снова продолжал ходить и вновь останавливался у иллюминатора. Он молчал, но его молчание так насыщено мыслями, что становилось действенным.

Студентом я играл ремесленника в «Иване Грозном». У меня до сих пор хранится программка, в которой впервые упоминается мое имя. В этом спектакле играл весь цвет театра. Я же из толпы кричал всего одну реплику: «Мы кожевенники от Мясниц-ких ворот!» Но кричал ее после монолога Веры Николаевны Пашенной. И был горд чрезвычайно. Мы тщательно готовились к каждому выходу. Смотрели весь спектакль по многу раз. Это огромная, ни с чем не сравнимая школа. Так продолжался процесс обучения. Сыграл и маленькую эпизодическую роль в «Макбете» — последнем спектакле, поставленном

Константином Зубовым. Макбета играл Михаил Царев, а леди Макбет — Елена Гоголева, невероятно красивая и женственная. Макбет же был, конечно, отъявленным злодеем, но вызывал не только отвращение, но и участие. Цареву удалось передать и его энергию, озаряемую вспышками романтической страсти, и его поэтичность. Сколько десятилетий прошло, а помню, как замечательно играли эти мастера. Помню, как естественно звучали в этом спектакле веселые и грубоватые шутки Привратника — Виктора Хохрякова. В спектакле «Свои люди — сочтемся» у меня уже небольшая роль Тишки. Эти «театральные университеты» — счастливейшие годы моей жизни.

Приняли меня в театре доброжелательно. Я сразу ввелся вместо Никиты Подгорного в «Веер леди Уиндермеер». Вот вспоминаю актрису Стоянову. Она играла немного, но, когда в массовке произносила всего одну реплику, сразу возникало ощущение изящества и вместе с тем силы и мощи. Так вот, когда я впервые вышел в этом спектакле, а мы играли его в филиале, она по крутой лестнице поднялась на второй этаж и подарила мне перламутровые запонки и перламутровую заколку для воротничка. Они у меня хранятся до сих пор. «Старики» вообще любили делать подарки. Артист Мишин, когда я сыграл Хлестакова в «Ревизоре», принес мне именной серебряный знак с медальонами наших корифеев, выпущенный к столетию Малого театра. Мне он подарил знак Яблочкиной. Когда я получил роль в пьесе «Украли консула», замечательный артист Николай Светлови-дов, игравший в этом спектакле, подарил мне свою фотографию с дарственной надписью. Такое внимание всегда приятно. Хорошо, что эта традиция у пас сохраняется. Когда не так давно мы выпускали «Дядю Ваню», то никак не могли подобрать галстук для Войницкого. Зашла Татьяна Александровна Еремеева и сказала: «Вы не обидитесь, если я вам дам галстук Игоря Владимировича? Думаю, он вам подойдет». Я в нем играю уже несколько сезонов. Он у меня как талисман. Я чувствую, если этот галстук вдруг потеряется, я, наверное, не смогу играть. Татьяна Александровна была первой исполнительницей роли Раневской. Когда в театр пришла Ирина Муравьева, она тоже стала Раневской. Татьяна Александровна пришла на ее первый спектакль, подарила ей фотографию Игоря Ильинского, режиссера-поста-новщика этого спектакля, и написала добрые слова. Ира даже заплакала. Славу Богу, что у нас еще работают замечательные «старики» — Татьяна Еремеева, Татьяна Панкова, Николай Анненков, Евгений Самойлов. Дай Бог им здоровья. Пусть они живут как можно дольше и несут эту культуру. Будет горько, если она исчезнет. Не стоит все сваливать на то, что сейчас трудная и тяжелая жизнь. Главное ведь не материальная ценность подарка, а внимание. Помню, мы зашли в театр с дочкой, ей было года четыре. Ее позвал в кабинет Царев, поговорил с ней и подарил календарь с добрыми пожеланиями. Кажется, пустяк, но для ребенка счастье. Все дети, которые появляются в этом кабинете, по сегодняшний день получают подарки — на этот случай у меня всегда в кабинете есть игрушки.