Юрий Соломин - От Адьютанта до егο Превосходительства

Я хотел и сейчас хочу только одного, чтобы российский театр, российское искусство и культура были лучшими в мире. Это желание — единственное, что мною двигало.

Думается мне, что у всякого человека две памяти. Одна похожа на записную книжку. Это память мозга. В ней все аккуратно записано: даты, цифры, телефоны, имена людей, целые строчки, а то и страницы чужих мыслей в стихах и прозе. Это очень хорошая и нужная книжка. Жаль только, что с годами чернила в ней выцветают.

Другая память похожа на альбом с картинками. Порядка в этом альбоме куда меньше, чем в записной книжке, но зато картинки раскрашены, некоторые страницы пахнут разными запахами, а некоторые даже звучат. Это память чувств.

Свою первую поездку за границу я отлично помню. Это произошло в 1968 году, когда я снимался в «Красной палатке». До этого я за рубежом не был, да в то время и ездили разве что в социалистические страны — Польшу, Болгарию, ГДР, Чехословакию. А тут впервые мы отправились в Рим, да еще на целый месяц. Летели мы без копейки денег. Прямого рейса тогда не существовало, пересаживались в Цюрихе. Приземлились, и началась гроза. Несколько часов мы сидели в аэропорту, а так как денег у нас не было совершенно, то мы не могли даже пойти в туалет. Выручил нас Константин Симонов. Он вместе с Александром Твардовским и

Ираклием Абашидзе летел в Рим этим же рейсом. В нашей группе находился Юрий Визбор, и оказалось, что они знакомы. Они отошли, пошептались. Потом Юра пришел и сказал: «Ребята, у нас есть деньги. Симонов дал». Это было счастье.

Мы сразу почувствовали себя людьми. Борис Хмельницкий пошел в бар и взял баночку пива. Тогда это казалось для нас несказанной роскошью. Потом в Риме мы несколько раз общались с Симоновым.

В Риме нас встречали наши итальянские друзья. Они ждали нас всю ночь. На таможне произошел небольшой казус. Хотя нас предупреждали, что спиртное везти нельзя, мы все везли с собой водку, коньяк и шампанское. У каждого в чемодане лежало по нескольку бутылок. Таможенник попросил, чтобы кто-нибудь из нас открыл чемодан. Сделать это вызвался Отар Коберидзе, самый опытный из нас, — седой солидный человек. Он вышел вперед и открыл свой чемодан. Таможенник едва не лишился чувств, стал кричать, что это невозможно. Тогда Отар сказал администратору-итальянцу: «Объясни ему, что я грузин. Я должен пить каждый день. Я пью много». После этого он взял бутылку коньяку, открыл ее на глазах у таможенника и выпил половину. У того глаза чуть не вылезли из орбит. Он пропустил нас без слов.

После этого мы сели в машины и помчались по ночному Риму, подъехали к Колизею. Это было сказочное зрелище.

Поселились мы в прекрасной гостинице. Многое там, конечно, поражало наше воображение. Например, когда я зашел в ванную принять душ, то увидел, что она выложена черным с птицами и цветами кафелем. Поскольку до этого я видел исключительно белый кафель, то предположить, что он может быть какого-то иного цвета, не мог. Мало этого, меня ждало еще одно открытие — отсутствие кранов. На стене я вместо них обнаружил какие-то ручки. Попытался действовать ими, и пошел кипяток. Остановить его я уже не смог, выскочил. Весь номер наполнился клубами пара. В отчаянии стал звонить Визбору. Выяснилось, что у него такая же ситуация. Минут сорок понадобилось нам, чтобы разобраться.

Удивляло многое. Как-то, гуляя с Визбором по городу, мы решили выпить по чашечке кофе. Сели за столик. Нам принесли малюсенькие чашечки, а кофе в них едва прикрывал дно. Я возмутился, решил, что итальянцы, поняв,· что мы русские, издеваются над нами. Возмущенные, мы одним глотком хлебанули кофе и поехали. После этого не могли уснуть целые сутки. Оказывается, нам подали настоящий итальянский кофе, который пьют в течение всего вечера. С тех пор я кофе не пью.

Когда впервые попадаешь в Рим и Париж, ощущение такое, что ты здесь уже был. Все знакомо по фильмам и книгам. Нас все-таки хорошо учили. У нас было много книг, журналов о разных странах.

Я приезжал в Италию еще раз. Побывал в Риме и Венеции. Венеция поразила своей необычной красотой.

Жили мы в маленькой уютной гостинице. Вроде бы все в этой гостинице как в обычном европейском городе, но стоит тебе выйти из нее, и ты переносишься в какой-то необычайный мир. Со всех сторон тебя окружает вода. По улицам движутся не машины, а гондолы. Вокруг голуби. Никто их не гоняет и не боится, что они испортят памятники. На улицах играют оркестры. Причем они не заглушают друг друга, и слышно их отлично. Вечером площадь превращается в концертный зал, везде звучит симфоническая музыка.

Побывал я там и в казино. Сразу же проиграл, но меня это вовсе не расстроило. Я ведь туда пошел понаблюдать за людьми. Меня интересовали какие-то вещи, которые могли бы мне когда-нибудь пригодиться в работе. Я видел, как выигрывали огромнейшие суммы, как их проигрывали. У человека менялось выражение лица, даже его цвет.

Из Венеции нас повезли на маленькую фабричку на острове Му рано, где из стекла делают вещи изумительной красоты. По моей просьбе на моих глазах мне выдули Пегаса из розового стекла. Я положил его в сумку. Надо же было такому случиться, что сумку эту у меня украли прямо из машины. Так и остался я без Пегаса.

Конечно, меня, как и всех советских людей, заграничные магазины после убогих наших потрясали.

Нас многое поражало тогда за границей. С одним оператором мы оказались с делегацией в Западной Германии, в Кёльне. Нам выдали довольно крупную сумму денег, а мы никак не могли ее потратить. Как-то вечером у нас оказалось свободное время. В городе все время мелькала реклама порнофильмов. Конечно, мы слышали, что они существуют, но никогда ничего подобного не видели. Вот этот оператор и стал меня уговаривать сходить на такой фильм. Я обнаружил, что рядом с гостиницей расположился секс-шоп. Мы зашли туда, посмотрели журналы, потом я услышал, что за портьерой стрекочет кинокамера. У портьеры сидит мужчина. Я решил пойти первым. Протянул какую-то купюру, мне дали сдачу, и я вошел в небольшой зал мест на пятьдесят. Сеансов там не существует. Лента идет непрерывно. На свободное место меня проводил билетер с фонариком в руке. В зале сидели совсем молодые ребята и два или три старика. Я занял стул, потом вошел этот оператор и сел рядом. Мы стали смотреть. Там шли четыре новеллы. Первую мы смотрели буквально открыв рот. Началась вторая. Мы заскучали. Оператор повернулся ко мне и говорит: «Юра, пойдем отсюда!» И мы ушли. Вообще, все эти фильмы не для нормальных людей.

Я вспомнил о своих поездках по линии кино, но в 1991 году начался зарубежный театральный бум. Множество наших театров ринулись за рубеж.