Василий Шатилов - А до Берлина было так далеко...

На марше нам стало известно, что в 27-й армии произошла смена командующего. Вместо генерала Ф. П. Озерова назначили генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко. Никто в дивизии его не знал. Не стану скрывать, что я не понимал: почему надо делать замену перед большим наступлением? Конечно, мы привыкли к Озерову, он был строгий, требовательный командарм, но справедливый, в обиду никого не давал. Но не в этом дело. Озеров знал оборону противника до полка, а на некоторых участках и до батальона, поэтому ему легче организовать наступление. Такие мысли лезли мне тогда в голову.

До места сосредоточения осталось километров 40. В это время меня и командующего артиллерией дивизии полковника Добылева по рации вызвали в штаб армии.

Вот и блиндаж командующего. Здесь уже собрались командиры дивизий. Через несколько минут к нам вышел генерал Трофименко, крепко пожал всем руки.

На заседании Военного совета армии план операции доложил начальник штаба генерал Лукьянченко. В заключение выступил командующий и уточнил задачи дивизиям. Выступление Трофименко показалось мне в военном отношении очень толковым. Из него я понял, что наша 182-я дивизия будет наступать на главном направлении.

Затем мы заслушали устный боевой приказ. Отпуская нас, командующий дал указание всем участникам совещания быть на НП в девять часов утра для уточнения задачи на местности.

Совещание у командующего закончилось далеко за полночь. Мы попрощались со знакомыми командирами и поехали на окраину поселка Шпалозавод, где должны были ожидать нас радисты и помощник начальника оперативного отделения капитан Рождественский.

На улице по-прежнему шел снег, дороги в сугробах. Ехали с большим трудом, и попала наша машина не то в воронку, не то в канаву. Передняя ось сломалась, а не доехали всего метров 300–400 до домика, где нас ждали. Я оставил адъютанта и шофера и с Добылевым пошел пешком по заснеженной улице. Ничего не видно. Шли наугад. Наконец видим домишко. Зашли. Темно. Добылев спрашивает:

— Кто-нибудь есть?

Поднимается человек.

Мы к нему:

— Кто вы? Откуда и что тут делаете?

Он докладывает:

— Я автоматчик. Встречаю машины и направляю в автобат, а сюда зашел переночевать до утра.

На наш вопрос, где находится нужный нам дом, он ответить не смог, сам ничего не знал.

Пошли дальше по заснеженной улице. Миновали еще несколько полуразрушенных домиков. Запахло дымом. Впереди слева из трубы деревянного здания поднимается дымок. Свернули туда, проваливаясь по пояс в снег, добрались до дома. Зашли. Чуть-чуть мерцает огонек. Бойцы и офицеры расположились на ночлег. На топчанах раскинули полушубки и спят, кроме дневального и дежурного офицера-радиста. Мы подсели к печке погреться, и я приказал радисту:

— Вызовите начальника штаба дивизии. Через несколько минут полковник С. П. Тарасов был у рации. Коротко рассказываю ему о совещании и говорю:

— Пришли верховых лошадей и как можно скорее. Мне завтра к девяти часам утра нужно быть на НП командующего.

— Вряд ли они успеют, — отвечает Тарасенко. — Ведь почти сорок километров, да и дорога завалена снегом. Но приму все меры.

— Пошли с бойцами опытного офицера, чтобы не сбились с дороги.

— Будет выполнено.

Да я и сам разделял в ту минуту мнение Тарасова. Лошадей физически почти невозможно пригнать в штаб армии. Но что сделаешь? Решил прикорнуть немного. Прилег на топчан, укрылся полушубком. Однако уснуть не мог, мысли одна другой тревожнее лезли в голову.

Думал о том, как подготовить дивизию к большому наступлению. Ведь ей отведена особая роль в армии — наносить удар на главном направлении. Под утро забылся тревожным сном, но, едва забрезжил рассвет, вскочил:

— Пришли лошади?

— Нет, — докладывает Анатолий Курбатов. — Но вот-вот подойдут, — хочет он меня успокоить.

За завтраком разговорился с радистами, с Рождественским. Капитан, как я не раз убеждался, смел до дерзости, очень остроумен, всегда весел. Отлично разбирается в тактической обстановке во время боя.

Позавтракав, вышел на крыльцо, следом за мной — Курбатов. Мороз, да еще с ветром, обжигает лицо. Синее утро, синие снега. Кругом сугробы.

— Вот и лошади! — радостно воскликнул Курбатов. Я посмотрел на часы: стрелка подходила к девяти.

— Уже поздно!

Но ехать на НП все равно было надо.

И мы вскочили в седла и поскакали вдоль улицы мимо мохнатых от инея заборов. Снег хрустел под копытами так, что казалось, слышно было за целый квартал. Выехали из поселка в поле. На заснеженной проселочной дороге лошади начали вязнуть, здесь мы увидели свежие санные следы. Я предположил, что это проехал командующий со своей оперативной группой. Не доезжая до НП, на опушке леса повстречался с генералом Трофименко. Он уже провел рекогносцировку и возвращался в поселок. Я соскочил с коня и доложил о причине опоздания, но он, не дослушав меня, повернулся и крупными шагами пошел к саням.

Расстроенные, добрались мы до наблюдательного пункта командующего. Там находился начальник оперативного отдела и начальники служб армии, которые познакомили меня се всеми необходимыми документами.

Уточнив задачу, мы сразу же отправились на свой бывший наблюдательный пункт — здесь когда-то дивизия держала оборону. Местность вокруг была отлично знакома. Забрались на НП. Все они строились тогда одинаково — от батальонного до армейского.

Выбирали несколько сосен, стоящих рядом, соединяли их жердями, на них настилали бревна. Получалась площадка, которую с трех сторон ограждали броневыми листами, снятыми с подбитых танков или бронемашин противника. НП тщательно маскировался, связисты устанавливали стереотрубу, телефон, а иногда и радиостанцию. На НП дежурили сутками офицеры, а по мере необходимости, например, во время атаки и боя в глубине обороны противника, туда поднимался и командир дивизии.

Там, где находился наш бывший НП, лес был высоким и густым, наблюдать оттуда за противником было более удобно и безопасно, чем с наземных НП, которые обычно подвергались сильному артиллерийско-минометному обстрелу.

По данным штаба армии, у противника особых изменений не произошло. По-прежнему нам противостоял 30-й пехотный полк 18-й моторизованной дивизии.

Наблюдаю в стереотрубу. Перед передним краем вражеской обороны видны проволочные заграждения в два-три ряда кольев и дерево-земляной забор, засыпанный снегом и облитый водой. По сведениям инженерной разведки, перед заграждениями и под проволокой установлены минные поля. Передний край обороны врага прикрывается тщательно организованным артиллерийско-минометным и пулеметным огнем.

Подступы к переднему краю и сам передний край противника ночью освещались ракетами и прожекторами.