Нина Берберова - Александр Блок и его время

«Вл. Соловьеву судила судьба в течение всей его жизни быть духовным носителем и провозвестником тех событий, которым надлежало развернуться в мире. <���…> Каждый из нас чувствует, что конца этих событий еще не видно, что предвидеть его невозможно…»

О своих чувствах он не рассказывает никому, кроме матери — она полностью разделяет его увлечение поэзией Соловьева. Ее двоюродная сестра вышла замуж за брата философа, Михаила Соловьева; мать познакомила с ними Блока. Михаил Соловьев и его жена — люди необычайно умные, тонкие, просвещенные — чутко откликались на все свежее и новое. Их сын Сергей, пятью годами моложе Блока, уже проявляет редкие дарования и обширные познания. С двенадцатилетнего возраста он пишет стихи; родители видят в нем духовного наследника Владимира Соловьева. Детьми они с Блоком вместе играли в шахматовских лесах и однажды отслужили обедню под старыми вязами. Летом 1900 года, встретившись вновь, они беседуют о своих взглядах на поэзию и читают друг другу свои стихи. В то время Блок много сочинял. В толстой тетради с эпиграфом из Пушкина:

записаны первые «Стихи о Прекрасной Даме».

Любая снова была там — в большом крепком доме, построенном Менделеевым, где он по-прежнему ставил свои невероятные опыты. Суровая, гордая, она поджидала Блока, ничем не выдавая нетерпения. За трехсотлетним дубом скрывалось высокое узкое окно, перед которым она заплетала свои длинные косы.

Они все так же увлечены театром и, как никогда, бредят Шекспиром.

Блок облекся в костюм принца Датского, и в его стихах появились берет, перо, бант. В них появилась и Люба в роли Офелии — песенка, которую он для нее переделал, ее венок, ее безумная улыбка.

Позже он признается:

«[Мои] лирические стихотворения… с 1897 года можно рассматривать как дневник…»

Так выражалась его любовь к этой серьезной, надменной барышне.

«Помню ночные возвращения [из Боблова] шагом, осыпанные светлячками кусты, темень непроглядную и суровость ко мне Любови Дмитриевны».

Как и Блок, она в открытое окно любовалась зарей нового века; его предвещали летние бури, лесные пожары, пролетавшая комета, звездопады в начале осени.

Следующей зимой он посвятит ей много стихов. Он встретил ее в театре. Салвини играл короля Лира, — Шекспир, несомненно, благоприятствовал их встречам. Он изменился, вырос, теперь он много читал, стал немногословным. Временами возвращался призрак прошлой любви — иногда он виделся с Ксенией. Но мечтал покончить с этой историей. Спустя двадцать лет он напишет: « Она продолжает медленно принимать неземные черты».

Январь 1901. С этого времени в течение трех лет Блок совершенно поглощен мистикой, любовью, поэзией. Поэт в расцвете сил, он обретает уверенность; его творчество совершенствуется, становиться мощным и цельным; рождаются изумительные «Стихи о Прекрасной Даме». И созданное Блоком в эти три года останется в русской литературе непревзойденным образцом чистоты, возвышенности, очарования.

«25 января — гуляние на Монетном к вечеру в совершенно особомсостоянии. В конце января и начале февраля… явно является Она. Живая же оказывается Душой Мира (как определилось впоследствии), разлученной, плененной и тоскующей… мне же дано только смотреть и благословлять…»

В таком состоянии он встретил Любовь Дмитриевну. Она шла на курсы; он пошел за ней. На улицах Васильевского острова он не спускал с нее глаз. На следующий день он опять последовал за ней. Позже «началось хождение около островов и в поле за Старой Деревней», у устья реки. Солнце опускалось в море; небо было красным; стояли короткие, светлые ночи. Там он бродил до рассвета, пытаясь прочесть знаки неба и земли.

«В том же мае я впервые попробовал „внутреннюю броню“ — ограждать себя „тайным ведением“ от Ее суровости»… Это, по-видимому, было преддверием будущего «колдовства», так же как необычайное слияние с природой.

Началось то, что «влюбленность» стала меньше призвания более высокого, но объектом того и другого было одно и то же лицо. В первом стихотворении Шахматовском это лицо приняло странный образ «Российской Венеры». Потом следуют необыкновенно важные «ворожбы» и «предчувствие изменения облика».

«Сентябрь… Любовь Дмитриевна уже опять как бы ничего не проявляла. В октябре начались новые приступы отчаянья…»

«К ноябрю началось явное мое колдовство, ибо я вызывал двойников…»

«…Толпой… я увлечен на обожанье красоты…»

«Я встретил ее здесь, и ее земной образ, совершенно ничем не дисгармонирующий с неземным, вызвал во мне ту бурю торжества, которая заставила меня признать, что ее легкая тень пронесла свои благие исцелениямоей душе, полной злаи близкой к могиле».

«Ее образ, представший передо мной в том окружении, которое я признавал имеющим значение не случайное, вызвал во мне, вероятно, не только торжество пророчественное, но и человеческую влюбленность, которую я, может быть, проявил в каком-нибудь слове или взгляде, очевидно вызвавшем новое проявление ее суровости».

«Тут же закаты брезжат видениями, исторгающими слезы, огоньи песню, но кто-то нашептывает, что я вернусь некогда на то же поле другим — потухшим, измененным злыми законами времени, с песней наудачу(т. е. поэтом и человеком, а не провидцем и обладателем тайны)».

Блок прекрасно ориентируется среди идей Оригена, Соловьева, Платона: они вселяют в него веру, которую он подолгу обсуждает с матерью, понимавшей его как никто. В конце лета, исполненного любви и поэзии, они вместе возвращаются в Петербург. В поезде встречают отца Сергея Соловьева, Михаила Сергеевича, которому Александра Андреевна посылала стихи сына. От него-то Блок и услышал, что его стихи произвели необыкновенное впечатление на Бориса Бугаева, молодого московского поэта и друга Сергея.

Сын известного ученого, декана физико-математического факультета, жил в Москве; здесь он родился в 1880 году (они с Блоком были ровесниками). Начиная с 1897 года он знал, что в Петербурге у его друга и соседа по дому Сережи Соловьева есть двоюродный брат, который пишет стихи. Ему также было известно, что этот юноша без ума от Шекспира и мечтает о сцене. О Блоке ему рассказала Ольга Соловьева — женщина замечательная, художница, музыкантша, переводчица Рескина и Уайльда. Благодаря ей он также познакомился с поэзией Малларме и Верлена. И у нее в доме он встретил, незадолго до его кончины, Владимира Соловьева. Ольга Михайловна постоянно переписывалась с Зинаидой Гиппиус. В ее салоне были восторженно приняты первые стихи Брюсова и Бальмонта; каждая книга Мережковского становилась событием и вызывала горячие споры.