Иван Просветов - 10 жизней Василия Яна. Белогвардеец, которого наградил Сталин

Санитарные поезда прибывали в Хабаровск едва ли не ежедневно, и каждый привозил сотни раненых. Город постоянно помнил о войне.

В полутора тысячах верст к югу, на невеликом, но стратегически важном Ляодунском полуострове, где Россия обустроила крепость Порт-Артур, столкнулись амбиции двух империй. Вызов бросили японцы, атаковав 27 января 1904 года русскую эскадру на рейде Порт-Артура. Направили на полуостров три армии. Блокировали Порт-Артур с моря и суши. Благодаря инициативности и решительности японских генералов война шла с перевесом на их стороне, пусть и ценой больших потерь в ряде сражений.

Василий Янчевецкий, оставивший Среднюю Азию ради Дальнего Востока, судил о происходящем по рассказам и сообщениям газет, в том числе «Вестника Маньчжурской армии», который издавал его старший брат. Все, чего он сам смог добиться в Санкт-Петербурге – получить назначение сверхштатным младшим чиновником особых поручений Приамурского генерал-губернатора [1]. Дмитрий же, служивший в Хабаровске и редактировавший «Приамурские ведомости», с началом войны был командирован к полевому штабу Маньчжурской армии в Ляояне. Командующий генерал-адъютант Алексей Куропаткин поставил перед ним задачу: создать газету, дающую «точные, полные и быстрые сведения о ходе нынешних военных действий». Ее первый номер вышел из типографии 25 мая. Газета старалась поддерживать в армии боевое настроение. Дмитрий Янчевецкий писал: «Чем больше японцы стараются сломить силу России на берегах Тихого океана, тем сильнее она становится именно там, где ее хотят ослабить» [2].

Но 11 августа 1904 года японские армии подошли к русским укреплениям у Ляояна. Сражение, казалось, не кончится до полного истощения сторон. Тем, кто был на войне впервые, запомнилась потрясающая легкость, с которой перемалывались человеческие жизни: «В нескольких шагах от нас почти у самой земли разорвалась японская шрапнель. Она пришлась как раз над одним из взводов красноярцев. Несмотря на предупреждение прижаться к насыпи, он продолжал лежать открыто, то есть так, как предписывал устав для ротной поддержки. Белое облачко быстро рассеялось. Большинство людей взвода осталось лежать навеки…» [3]. Японцы выдыхались, но об этом не ведали в русском штабе, и потерю некоторых позиций Куропаткин расценил как угрозу окружения. 21 августа он приказал отступать.

Ян не оставил ни строчки воспоминаний о службе в Маньчжурии. В автобиографии писал, что всю войну провел специальным корреспондентом Санкт-Петербургского телеграфного агентства. В действительности корреспондентом он стал на исходе войны. Что за особые поручения выполнял? В формулярном списке Янчевецкого упомянуто лишь об одном: «28 августа 1904 г. командирован на линию Забайкальской и Средне-Сибирской железных дорог для выяснения на месте, где и какие задержаны в пути частные грузы, выписанные местными торговыми фирмами для нужд Приамурского края и направленные по планам Главного штаба с воинскими эшелонами, а также для принятия мер к дальнейшему передвижению этих грузов по назначению» [4]. Задание ответственное, но не для деятельной натуры. Иные поручения, конечно же, были, но какие – неизвестно.

Он мог видеться с братом в Хабаровске, куда тот вернулся в сентябре, посчитав законченной свою работу по организации издания «Вестника». Мог получать письма от близкого друга – Сергея Сыромятникова (Сигмы), чиновника особых поручений при адмирале Евгении Алексееве, наместнике императора и главнокомандующем на Дальнем Востоке. Сигма окончил Санкт-Петербургский университет гораздо раньше Василия, служил в Министерстве юстиции, одновременно делал карьеру журналиста, но поддерживал связи с альма-матер. Янчевецкий работал у Сигмы секретарем, когда тот заведовал русским отделом литературного журнала Cosmopolis. Сыромятников помог ему стать сотрудником «Нового Времени». У них были схожи политические взгляды, литературные вкусы и даже характеры: Сигма тоже тяготел к рискованным путешествиям, участвовал в экспедициях в Северную Корею и регион Персидского залива. В июле 1904 года он вышел из редколлегии «Нового Времени» и уехал в Маньчжурию.

Сыромятников видел отступление от Ляояна. «Солдаты шли, не оглядываясь на нас. Под гипсовыми масками их сумрачных лиц чувствовалась не одна лишь усталость, но и глубокая, затаенная обида… В Телине, на станции, я встретил начальника дворянского отряда. Он мне доказывал, что больше ничего мы в Маньчжурии сделать не можем… А вечером один офицер рыдал, причитая: «Помилуйте, за что же это, за что? Всю сотню под шрапнель поставили. Всю мою сотню… Нет сотни… Ведь он болван, болван, как может сотня против батареи…». И слезы текли по его лицу, горькие и пьяные» [5]. Трагедия повторилась в октябре у реки Шахэ – на 14-й день сражения Куропаткин приказал армии вернуться на оборонительную линию. «Мы потеряли 45 000 человек неведомо зачем, – негодовал Сыромятников. – Понимаешь, ни одного проблеска таланта с нашей стороны нет. Мы осуждены на то, чтобы давить численностью, тяжестью мужичьего мяса. А с нами сражаются умом и талантом… Единственный генерал здесь, который умеет бить японцев – Мищенко. Я спрашиваю, отчего не дадут ему корпуса. «Помилуйте, как можно, он не генерал-лейтенант». Что же вам нужно? Бить японцев или содержать негодных генерал-лейтенантов?» [6].

Адмирал Алексеев подал в отставку с поста главнокомандующего. По решению Николая II его заменил… генерал Куропаткин. Приамурский генерал-губернатор Николай Линевич отбыл из Хабаровска командовать 1-й Маньчжурской армией. Уже из штаба он распорядился «командировать в мое распоряжение редактора Янчевецкого».

В должности чиновника особых поручений Дмитрий Янчевецкий служил в армейской разведке как «владеющий китайским языком и знакомый с местными условиями» [7]. А Василий остался в Хабаровске – 12 ноября приказом временно исполняющего должность генерал-губернатора он был утвержден штатным младшим чиновником особых поручений. И неясно, когда он добился перевода на фронт – до или после Мукдена. Генерал-губернатор подписал приказ задним числом: «положено считать Янчевецкого во временной командировке, без расходов от казны, в распоряжении Главнокомандующего всеми морскими и сухопутными вооруженными силами, действующими против Японии» [8].

Мукденское сражение было самой кровопролитной и в чем-то решающей битвой русско-японской войны.

Генерал Куропаткин сосредоточил в Центральной Маньчжурии три армии: почти 300 000 бойцов и 1500 орудий, маршал Ояма – четыре армии: 270 000 бойцов и 1060 орудий. 19 февраля 1905 года японцы пошли в наступление. Начался ад. «От целого Юрьевского полка осталось в строю уже несколько сот нижних чинов при двух офицерах, но эти жалкие остатки все еще дрались и удерживали теперь за собой самую восточную окраину Юхуантуня, – рассказывал очевидец. – Чем ближе подходил шедший [на помощь] полк, тем сильнее становился огонь японцев. Шрапнели и шимозы лопались кругом, вырывая то тут, то там отдельных людей… Стихийно накинулись наши цепи и ворвались в японские окопы. Ни одного крика „ура“, ни „банзай“. Глухо трещат ломающиеся кости, да шлепают падающие тела убитых. Окоп и поле около него сплошь покрылось трупами, кровью, оружием и переворачивающимися ранеными…» [9].