В. Беляев - Огонь, вода и медные трубы

Рассматриваю этот кусочек металла и, удивляюсь, какой он маленький! Не больше ногтя на указательном пальце и не толстый! Края зазубрены. Все ясно! Своими краями он рвал мышцы ноги и, поэтому было больно.

— Еще ранения есть? — спросил хирург.

Во мне находился еще один осколок, но, понимая, что вторую такую операцию не перенесу, соврал:: — Больше ранений нет!

Приказав медицинской сестре, сделать перевязку с каким то хитрым названием, он ушел из палатки.

Красавица медсестра сноровисто наложила повязку и, два санитара положили меня на носилки и направились к выходу из операционной. При выходе из палатки чья — то заботливая рука влила мне в рот немного водки и сунула в зубы кусок копченной очень вкусной колбасы. Совсем отвык от такой вкусной еды. С началом войны с Финляндией даже хлеб был дефицитом. С, трудом, повернув голову, увидел ту же красавицу медсестру

С тех пор шрам на бедре моей левой ноги, имеет форму креста. Думаю, что этот крест оберегал меня все эти годы

Меня перенесли в палатку, где находились уже прооперированные бойцы. Мы лежали рядочком на земле. Страшный холод бил нас. После некоторых раздумий пришел к выводу, что этот озноб вызван, как потерей крови при операции, так и действием хладагента, который распространился по всему телу. Санитары принесли огромный брезент, которым прикрыли нас всех. Сразу стало теплее.

Наступило утро. Нас положили в кузов грузовика и повезли в ППГ, что расшифровывается так — Полевой передвижной госпиталь. Не надо путать с ППЖ, что расшифровывается — Полевая походная жена. Очень распространенный термин у штабных работников.

В ППГ меня не оставили, а в товарном вагоне перевезли в Тулу в стационарный госпиталь. Здесь меня остригли, сняли с меня обмундирование и нижнее белье. Нужно отметить, что мое нижнее белье было не белым, а серым. Вернее темно — серым. Никогда, до этого, да и после, у меня не было такого грязного белья. Раздевали меня женщины и, мне стало нестерпимо стыдно.

— Белье мое грязноватое. Я с передовой. Там всякое бывает: то землей засыплет, то в пыли катаешься!

— Разве мы не понимаем? С фронта привезли! Иначе быть не может! — тактично ответили санитарки.

Затем понесли в ванну. При виде ванны меня охватил страх, что вода попадет в рану. Но женщины рассмеялись и заверили меня, что все будет в порядке. Они прикрыли повязку клеенкой и,. вымыли меня. Эта процедура мне очень понравилась! Затем переодели в чистое белье. Такого удовольствия мне никогда не приходилось испытывать!

Других бойцов, заросших щетиною, брили, а мне это не требовалось. С горечью заметил, что по всем показателям отстою от других бойцов. Точнее говоря, все процессы в моем организме идут замедленно. Мужчины растут обычно до 22 лет. У меня этот процесс закончился только в 25!.Да и бриться стал позднее других.

Палата, в которую меня положили, была довольно просторной. Когда — то здесь была классная комната. Коек было очень много. Все сияло белизной и, мне было очень приятно находиться в такой чистоте, от которой на фронте совсем отвык.

Во время войны раненныз в госпиталях называли «раненный — больной».Этот термин применялся во всех случаях и при обращении к пациенту и в официальных бумагах..

О пребывании в этом госпитале, надо остановиться особо. Здесь мне исполнилось восемнадцать лет. Вот, когда только стал совершеннолетним и, по закону, меня могли призвать на военную службу. То обстоятельство, что был призван, до этого возраста, объясняется войной.

В настоящее время, при встречах с молодежью, узнав о моем ранении в бою несовершеннолетним, объявляют: — он пошел добровольцем на фронт! Конечно, приятно слышать такие слова в свой адрес, но их. приходится опровергать, Правда, мне дороже незаслуженной славы Или, как сказал великий древнегреческий мыслитель: — «Платон мой друг, но истина для меня дороже!».

Проснувшись утром уже восемнадцатилетним, подумал, что это событие надо отметить. Но как? Вспомнил, как отмечалось это событие моей старшей сестры Надежды. О, какое это было торжество! Было много гостей.

Стол ломился от яств. Много ели, пили, танцевали. Тогда самыми распространенными танцами были краковяк и подъэспань. Гости, во время танца, пели: — «Подъэспанец хорошенький танец, его очень легко танцевать!» Думаю, что в настоящее время, не найдется ни одного человека, который смог бы исполнить эти танцы. Даже само название этих танцев поставит в тупик любого танцора. Во всяком случае, компьютер точно поставлен в тупик. Слово «подъэспань» подчеркнул красной чертой, как грамматическую ошибку.

Вспоминаю, какие пили вина в то время. Виноградных вин не было и в помине. Преобладали наливки: малиновая, вишневая, черносмородиновая. Их крепость составляла 30% Водки были настояны на травах и их название было производным от наименования травы: зубровка, зверобой, тминная.

Отец, еще не был арестован, подарил имениннице толстую, претолстую книгу — «Мироздание». Это большой, великолепно оформленный, труд по астрономии. Он написан крупнейшими учеными того времени. Фундаментальное издание стоило очень больших денег

Этот подарок не был случайностью. Моя старшая сестра всем говорила, что будет астрономом. Однако она поступила в пединститут на специальность «русский язык и литература». На мой вопрос: — почему она изменила астрономии, ответила, что там сплошная математика. С математикой она была не в ладах.

На чистом листе, который следует за переплетом, рукой отца была сделана дарственная надпись. Часть листа с этой надписью сохраняю до сих пор, как священную реликвию. Это единственная бумага, на которой имеется надпись, сделанный рукой отца Вот содержание этой надписи:

г. Уфа 1935 г. Февраля 18 дня. Понедельник.

Моей дочери Надежде Ивановне Беляевой.

За ее привет и ласку в подарок от отца

И. Беляева..

Переписав содержание дарственной надписи, тут же прячу эту бумагу в папку с самыми дорогими и важными документами. Для меня все, что связано с родителями, священно!.

Эта книга по астрономии вызывала у меня восхищение и огромный интерес. Там было много цветных изображений Марса, Венеры, Юпитера, Сатурна с его знаменитыми кольцами и других планет. Для меня читать эту книгу было большим удовольствием. Вот было время!

Во время войны, когда было очень голодно, сестра отнесла ее в букинистический магазин. Вырученных денег хватило на полбуханки черного хлеба. Целая буханка стоила 500 рублей. Инженер получал около 600 рублей, главный бухгалтер на стройке 950, а главный инженер строительства — 1050. Невероятно огромные деньги! Услышав такие суммы, глаза людей становились квадратными и, придя в себя от шока, они с трудом выдавливали:: — !Вот это деньжищи! Живут же, люди!" Почему мне так хорошо запомнились эти цифры? Очень просто — мой отец до ареста работал на стройке кассиром.