Борис Акимов - Исповедь хироманта. Жизнь как чудо

Однажды я поехал в командировку от общества «Знание» в город Ливны. Народу собралось пропасть, и за два дня я целительством заработал столько, сколько получал за полгода работы в БСМП. И я вдруг понял, что карму советского врача я отработал. И мне надо идти своим путем. Тем более что у меня был свой медицинский центр.

В понедельник я подал заявление на увольнение. Конечно, мне нравилось работать доктором в крупном стационаре, но мое родное тоталитарное государство не могло обеспечить меня даже комнатой в общежитии, не говоря уже о достойной зарплате. Больше я никогда не работал в государственной системе здравоохранения.

Жизнь в Орла в то время была для меня торжеством духа и венцом семейного счастья. У нас росла дочь, жена поддерживала мои убеждения. У меня все получалось. Я много творил бодрого, вечного.

Забавно, но в Орле в прошлом году поставили мне памятник. Ну, не совсем мне. Но поставили. Памятник.

История следующая. Интеллигенция города решила увековечить память орловского композитора Василия Калинникова. Его мелодию играют часы на фасаде здания Орловского железнодорожного вокзала. Его имя носит музыкальная школа в центре Орла.

Скульптор Леонид Бугай, которому было поручено изготовление бюста, стал искать натуру. И выяснилось наше с Калинниковым сходство. Я начал позировать. Голова у Калинникова моя. А руки Виктора Ливцова. Мы называем его «памятник нашей дружбе». Памятник, правда, поставили совсем недавно, почти через двадцать лет после изготовления.

Будете в Орле – посидите на лавочке в небольшом сквере перед музыкальной школой им. В. Калинникова. На перекрестке улиц Посадской и Комсомольской. Ощутите ауру города, в котором жил самый духовный (с моей точки зрения) писатель в мире – Николай Лесков.

Памятник ему находится в ста метрах от памятника В. Калинникову.

Духовной жизни я уделял большое внимание. Конечно, дух христианства царил в нашей семье. С постами проблем не было – мы были вегетарианцами. А страстную неделю вообще голодали.

Две религии оказали на меня сильное влияние – христианство и буддизм. Когда благодаря своим мистическим опытам я понял, что мир не только материален, но и духовен, я стал искать Бога. А где его искать, как не в церкви? Эта мысль пришла ко мне в Орле задолго до описываемых событий, и я отправился в храм. Был теплый летний день, наверное, воскресенье, когда я вошел в Храм Воскресения Христа Спасителя.

В благоговейной прохладе и тишине храма приобрел свечки и расставил их у икон, мне показавшихся важными. Я тогда мало разбирался в каноне. Из молитв читал «Отче наш», которую выучил у бабушки, посчитав, что каждый образованный человек должен знать основы культуры предков.

Поставив свечки, я стал наблюдать за ходом службы. Она уже заканчивалась, и часть прихожан выстроилась к причастию. Мне это показалось интересным, и я тоже встал в очередь. Конечно, мне следовало готовиться к причастию и уж обязательно исповедаться. Не знаю, как священник пропустил меня. Ведь прихожан он знал в лицо, а незнакомый человек сразу бросается в глаза. Тем не менее я сложил руки крестообразно, глядя, как делают остальные, и, представ перед священником, получил «тело и кровь Христовы». Далее случилось невероятное. На меня сошла Божья благодать.

Я испытал такой экстаз, что мне показалось, будто материальный мир перестал существовать, а душа моя воспарила и пребывает в раю. Мне стало необычайно хорошо.

Из состояния блаженства меня вывела старушка, прислуживавшая в храме. Она взяла меня, обалдевшего, за руку – я их все еще держал скрещенными – и повела к месту, где давали запивать все сладкой водичкой. Я еще постоял немного в состоянии тихой радости, но уже не было того полета души, после чего вышел из храма.

В дальнейшем я много раз причащался, отстаивал службы, постился, участвовал в обрядах, но никогда более не испытывал столь возвышенных и приятных ощущений.

Я вообще к чудесам отношусь весьма сдержанно. Для меня высшее чудо – жизнь человеческая. Она, собственно, и есть доказательство Божьего бытия. Однако однажды я был свидетелем настоящего церковного чуда.

В начале нового века в Москву привезли мощи св. Николая Угодника. Они были выставлены в Богоявленском, тогда еще Патриаршем соборе на Елоховской площади. Скорее всего, это был конец апреля. День пасмурный, редкое солнце пробивалось сквозь серые тучи, где-то немного моросило. Пестрая очередь змеилась метров на двести от начала площади. Тетеньки в платочках, бородачи, дети… Я стоял в ней, гадая, сколько времени уйдет. Полтора часа. Побыть с собой, отрешиться от суетного перед приобщением к святыне.

Так вот, за это время я дважды видел над куполами собора радугу. Радуга небольшая – вокруг куполов или чуть выше. И это при полной облачности и отсутствии солнца. Странный феномен природы.

Одним из моих друзей был художник Сергей К. Его жена Инна была свидетельницей на нашем с женой венчании. Мы жили рядом и дружили семьями. В саду у К. росли фруктовые деревья, и я помню замечательно вкусные груши, которыми нас угощали хозяева. Вторая дочь Сергея была ровесницей моей Насти, и девочки мило играли. Жены обсуждали свое. Короче, приятные легкие отношения.

Сергей тоже искал истину. Когда я приходил к нему, то каждый раз он восторженно сообщал мне, что прочитал в газете письмо инопланетян или познакомился с «белыми братьями». И я объяснял ему, почему это бред сивой кобылы. Естественно, мой авторитет в этих вопросах был неоспорим.

Сергей занялся реставрацией икон и однажды уехал на месяц в глубинку восстанавливать храм. Оттуда вернулся с твердым намерением стать священником. Вскоре он стал дьяконом.

Теперь, когда мы приходили к Сергею, он раскрывал Евангелие и начинал читать вслух. Это немного утомляло, так как к тому времени я уже достаточно хорошо знал Божье Писание. Но в остальном все было по-прежнему.

Через полгода Сергея рукоположили в священники, и мы порадовались за нашего друга, ставшего батюшкой.

Однако, придя к Сергию на исповедь и причастие, я был неприятно удивлен тем, что мой друг потребовал раскаяться в том, что я занимаюсь йогой, и отказал мне в причастии. Теперь мне были понятны его библейские чтения. Во мне он видел нераскаявшегося грешника и ждал своего часа.

Еще один грех, в котором я был обвинен, – чтение произведений Александра Меня. На мой вопрос, что греховного в йоге и А. Мене, православном священнике, друг ответил, что не знает, но святые отцы сказали: «Грех!»

– И что же мне теперь делать? – вопрошал своего исповедника. – Если я за собой греха не вижу и помыслы мои чисты?