Виктор Меркушев - Забытые тексты, забытые имена. Выпуск 2. Литераторы – адресаты пушкинских эпиграмм

Сбылось моё пророчество пред светом:
Обмолвился Гашпар и за мои грехи.
Он доказал из трёх одним куплетом,
Что можно быть дурным поэтом
И написать хорошие стихи.

Остановись, прохожий!
Здесь человек лежит на смертных не похожий:
На крылосе в глуши с дьячком он басом пел
И славою, как Пётр иль Александр, гремел.
Ушатом на себя холодную лил воду
И пламень храбрости вливал в сердца народу.
Не в латах, на конях, как греческий герой,
Не со щитом златым, украшенным всех паче,
С нагайкою в руках и на козацкой кляче
В едино лето взял полдюжины он Трои.
Не в броню облечён, не на холму высоком –
Он брань кровавую спокойным мерил оком
В рубахе, в шишаке, пред войсками верхом,
Как молния сверкал и поражал как гром.
С полками там ходил, где чуть летают птицы.
Жил в хижинах простых, и покорял столицы.
Вставал по петухам, сражался на штыках;
Чужой народ его носил на головах.
Одною пищею с солдатами питался.
Цари к нему в родство, не он к ним причитался.
Был двух империй вождь; Европу удивлял;
Сажал царей на трон, и на соломе спал.

Ты ныне на горе, Мессия и Господь!
Свою преобразил богоприимну плоть,
Дав перстному ея блеск солнечный составу;
Твоим ученикам Твою являя славу,
Не всю – но вместную для бренных их очей.
Единый из Твоих бесчисленных лучей
И нам да возблестит во тьме греха сидящим;
И вновь да сотворит добротами блестящим
Померкшее во зле душ наших естество.
Тебе, о светов Свет! честь, слава, торжество!

Словесным бытие прообразуя ново,
Твоё востание из мёртвых – Боже Слово!
Возшёл Ты на Фавор, над зыби облаков,
С избранной троицей Твоих учеников,
С Петром, с Иаковом, и с другом Иоанном;
И вдруг в величии представ богосиянном,
Дал им вкусить восторг верховного добра.
Вдруг светом облеклась Фаворская гора;
И немощны взирать на образ богомужный,
На отблеск Божества сокрытого наружный,
Лицем ученики поверглися во прах;
И горних слуг Твоих объял священный страх,
И с твердью потряслись высоки своды звездны,
И мира дольнего вострепетали бездны,
И вся, во ужасе, восколебалась тварь,
Зря в теле на земли Тебя, о славы Царь!

Вдова, соскучась быть вдовою
И видя, что у ней желтеет цвет лица,
Сединка кое-где блестит над головою,
Решилась выйти за вдовца,
И в мужнин дом ввела с собою
Полдюжины своих с покойником детей;
А так же, как у ней,
И от покойницы, не меньше многоплодной,
Остались у вдовца ребятки на руках.
Жена взялась смотреть за всей семьёю сводной,
Как о своих, пещись о мужниных детях;
И говорит: «Они, бедняжки-сиротинки,
Невинные птенцы;
О детях могут ли пещися так отцы,
Как матери? Ах! мы об них и порошинки
Уж, верно, не дадим упасть.
И разве мужнино дитя жене чужое?
Когда в младенчестве постигла их напасть,
То бог велит об них пещися вдвое».
Что ж вышло? Через год
Заметил муж, что матушкины детки
Цветут, как розоны на ветке,
И зреют, как румяный плод;
Его же, будто испитые,
Такия тощие, худые,
Что вчуже жалко поглядеть;
То каково ж отцу смотреть?
Он, покачавши головою,
Вздохнул и вымолвил сквозь слёз:
«Так с новою моей женою
Я в дом к себе пиявиц перевёз!
И тем они толстеют,
Что кровь мою сосут», –
Сосед, случившись тут,
Шепнул отцу: «Где ж матери радеют
Так о детях чужих,
Как о своих?»

Холоп венчанного солдата,
Благодари свою судьбу:
Ты стоишь лавров Герострата
И смерти немца Коцебу.