Галина Сапожникова - Кто кого предал

— Полагаю, что вы должны были возглавить список тех, за кем Литва после августовского путча начала охоту?

— Меня хотели арестовать сразу же, когда в Москве задержали Язова и Крючкова. В Вильнюсе в это время работала большая группа прокуратуры Союза по событиям 13 января, которую возглавлял следователь по особо важным делам Юлий Дмитриевич Любимов. Я прихожу к коллегам и говорю: события развиваются таким образом, что ситуация в Литве может измениться. А они мне в ответ: не надо нас запугивать, мы в Фергане были, и в Оше, и в Тбилиси — мы прекрасно знаем, что и как! На следующий день прибегают сами: уголовное дело надо срочно вывозить! В те дни существовал запрет на подъем авиации — ни один самолет не имел права взлететь, даже военный. На танке же папки в Москву не повезешь… Мы организовали машину спецсвязи, она подъехала к прокуратуре, загрузили дела и вывезли в Москву все 37 томов. Это было утром. К обеду прокуратура была уже оцеплена.

Потом была проведена спецоперация, в ходе которой меня вывезли за пределы республики. Я не хотел бы о ней сегодня говорить, поскольку люди, которые мне помогали, до сих пор живут в Литве, я им благодарен своей свободой и надеюсь, что в жизни еще появится возможность их отблагодарить.

— Картотека КГБ покидала Литву таким же образом? И не за это ли потом пострадал последний исполняющий обязанности председателя КГБ Литовской ССР Станислав Цаплин?

— У меня о нем осталась самая хорошая память — как о человеке смелом и решительном. Он очень много сделал для страны. Не секрет, что в Литве была агентура — люди, которые много лет сотрудничали с Комитетом. Соответственно, на них имелась картотека, и, когда стало «горячо», Цаплин принял все меры для того, чтобы вывезти ее из Литвы. Можете представить, что стало бы с людьми, если бы она досталась литовской стороне? И когда эти материалы транспортным самолетом отправляли через один из военных аэродромов, были попытки этому помешать — со слов самого Цаплина я знаю, что в какой-то момент он даже достал оружие и сказал, что перестреляет всех, кто помешает ему выполнить поставленную задачу. И самолет улетел. Потом, уже в Москве, Цаплина убили. История эта темная — кто убил и за что?..

— Вас ведь нет в списке тех, кого сейчас судят заочно?

— На меня было заведено другое уголовное дело. Привязать меня непосредственно к организации штурма они никак не могли, поскольку прокурор не входит в систему исполнительной власти.

Но в сентябре 1991 года, когда я лежал в госпитале (военнослужащие офицерского состава обязательно проходят медкомиссию для того, чтобы определить степень годности к прохождению дальнейшей службы в армии. — Г. С. ), приехали мои коллеги и сказали о том, что представители литовской полиции прибыли в Москву, чтобы меня арестовать. Я срочно выписался из госпиталя. Ребята из военной прокуратуры хотели спрятать меня на чьей-то даче, но я отказался, поскольку в тот период проживал в особо режимном военном городке, там была такая охрана, что никакая литовская полиция туда бы не проникла.

Было чего опасаться. Помните ситуацию, когда в Россию приехали представители полиции Латвии, забрали бывшего заместителя командира рижского ОМОНа Сергея Парфенова и увезли в Ригу на суд? Поднялся колоссальный шум: почему гражданина России, который выполнял служебный долг, отдали судить чужому государству? Как оказалось, все случилось с ведома высших должностных лиц.

— А как эти 37 томов уголовного дела, которые вы, рискуя собой, вывезли в Россию, думая, что совершаете подвиг, снова оказались в Литве?

— После того, как меня отпустили из госпиталя, я приехал к следователю Юлию Дмитриевичу Любимову и увидел у него в кабинете Юозаса Гаудутиса из прокуратуры Литвы. Он руководил следствием по делу о событиях 13 января с литовской стороны. Дела, которые возбуждал лично я, были уже почти отксерены. «Передаем дело в прокуратуру Литвы», — коротко объяснил Любимов. Кто принял решение? «Не знаю, но нам дал указание непосредственно генеральный прокурор Трубин». Очень нехорошо получилось: люди, которые выступали за советскую власть, думали, что дают показания прокуратуре СССР, а потом все эти материалы оказались в литовской прокуратуре. Их стали таскать на допросы, начались гонения.

Кто давал указание Трубину, я не знаю. Предполагаю, что решение он принимал не сам. Поскольку Николай Семенович вряд ли бы отдал это дело просто так…

— Этот майор, который нас допрашивал, редкая была сволочь… — говорит Богдан Сущик, бывший замкомандира самоходно-артиллерийского дивизиона по политической части Псковской десантной дивизии, которого судят теперь заочно за участие в событиях 1991 года.

Точнее будет сказать — за то, что 25 лет назад он, как и другие его сослуживцы, дал настолько честные показания, насколько мог. Никто же не предполагал, что новая, «демократическая» российская власть наивно-благодушно и в знак вечной дружбы дарует дела Литве, а последняя выстроит обвинение на их же собственных признаниях. И вот теперь читает Богдан в обвинительном заключении точно то, что 25 лет назад говорил на допросе, но в совершенно иезуитской интерпретации: «Группа военнослужащих под командованием Б. Сущика, не найдя внутреннего перехода и выполняя полученное в ходе военной атаки указание…стреляла внутри и снаружи здания в гражданских лиц… Указанные военнослужащие применяли как звуковые, так и боевые боеприпасы, а также приемы ближнего боя — толкали, наносили кулаками, ногами неустановленное количество ударов гражданским лицам в разные части тела оружием и иными приспособленными для причинения телесных повреждений средствами». Во как!

Обстоятельства той ночи Богдан помнит хорошо. И хотел бы забыть — да не дают:

— Нас несколько раз поднимали, мы садились в машины, но тут же давали команду отбой, потому что там, наверху, никак не могли принять решение — начинать или нет? Наконец выехали. С целью обмана противника долго ездили по Вильнюсу, чтобы никто не понял, куда мы хотим поехать. Темно уже было, январь, но многие люди стояли по обочинам дороги и сжимали кулаки в жесте «Рот Фронт», могу распятием поклясться…

Ребята из «Альфы» ехали за нами, они не знали нашего маршрута, только конечную цель. Но светофор их от нас отрезал — они, видите ли, соблюдали правила дорожного движения, в результате вместо того, чтобы прийти вместе с нами, пришли раньше. Может, потому и парня своего потеряли, что стали, не дожидаясь нас, выполнять свою задачу, хотя мы должны были все делать вместе. Работники телерадиокомитета выходили из здания, держа руки за голову. «Альфовцы» им говорили: «Опустите руки, вы не арестованы, вам просто нужно идти домой». А они демонстративно шли, как будто мы их взяли в плен.