Андрей Кручинин - Белое движение. Том 1

Некоторые склонны видеть одну из серьезных причин поражения в недостатке офицеров Генерального Штаба на командных должностях Северо-Западной Армии. То, что в ней преобладали молодые, энергичные, но порой недостаточно опытные командиры, приводило к излишней поспешности, неосмотрительности при ведении боевых операций. Но опять же – это положение было типичным для всей Гражданской войны.

Гораздо более серьезной причиной неудачи можно считать отсутствие резервов для поддержки наступления. Роль резерва могли бы сыграть части Западной Добровольческой Армии под командованием полковника Бермондта-Авалова. Эта армия начала формироваться еще с 1918 года на средства немецкого оккупационного командования. Разумеется, в своей политической ориентации «бермондтовцы» в подавляющем большинстве были на стороне Германии. В то время как Северо-Западная Армия шла на Петроград, Бермондт-Авалов с таким же энтузиазмом повел свою армию на штурм Риги. Пренебрегая приказами Юденича об отправке на фронт, он решил «разгромить латышских социалистов» и «восстановить» принцип «Единой Неделимой России» с помощью артобстрела столицы Латвии. Части Западной Армии, гораздо лучше вооруженные и оснащенные, численностью около 30 000 человек (напомним, что под Петроградом сражалось в два раза меньше бойцов), могли бы, конечно, стать тем символическим мечом, благодаря которому чаша весов истории склонилась бы в сторону Белого Дела. Но 20 октября 1919 года, в разгар боев на Пулковских высотах, Бермондт-Авалов безуспешно пытался форсировать Двину…

В результате латвийские правительственные части, вступив в бой с армией Бермондта, обратились за военной поддержкой к Эстонии, правительство которой вместо обещанной помощи Юденичу начало переброску подразделений своей армии к Риге. Разгорелся международный скандал. Белых объявили «агрессорами», готовыми уничтожить «хрупкую независимость» прибалтийских новообразований. С резким осуждением действий Бермондта выступили также правительства Англии и Франции. Как отмечал генерал Деникин, «великая борьба между европейскими державами продолжалась, и в орбиту ее в качестве бессильных пешек вовлекались русские и балтийские элементы…»

Возможно, что Бермондт-Авалов, как он позднее писал в своих мемуарах, руководствовался исключительно государственными интересами России и собирался позже «пробиться» на Северо-Западный фронт. Но в тех условиях его выступление было полностью авантюрным. Помимо антипатий к белым, в Латвии усилилась неприязнь к русским вообще. Акция Бермондта, несомненно, дискредитировала Белое Дело. Вполне обоснованным в такой ситуации можно было считать заявление Верховного Правителя адмирала Колчака о том, что в случае отказа подчиниться Юденичу Бермондт «не может считаться русским подданным и офицером русской армии».

Так или иначе, несмотря на поражение похода на Петроград, можно отметить, что возможности белых были весьма велики для того, чтобы овладеть бывшей столицей. Очевидно, главной причиной неудачи следует все-таки признать несвязанность, несвоевременность совместных действий русского Белого движения, Эстонии и Финляндии. Это признавал и Ленин: «Нет никакого сомнения, что самой небольшой помощи Финляндии или – немного более – помощи Эстляндии было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда». Но, как известно, история не знает сослагательного наклонения, и «героическая оборона пролетарского Питера» стала еще одной «легендарной» победой большевиков.

Нельзя, конечно, отрицать стойкости сопротивления красных частей, особенно курсантов и матросов. Нужно отдать должное и энергии Троцкого, сумевшего за короткое время создать из Петрограда в буквальном смысле слова «цитадель революции». Его абсолютно не беспокоил тот факт, что в случае прорыва белых исторический центр города превратился бы в театр военных действий. Пусть «пролетарский Питер погибнет, но белые звери захлебнутся своей и нашей кровью» – эти слова одной из большевицких листовок как нельзя лучше передавали настроения, с которыми советское руководство собиралось защищать город. Очевидно, подобная участь ожидала бы и Москву, если бы Добровольческая Армия подошла к ней. Большевицкий режим готов был на любые жертвы.

Вернемся теперь к уже цитированному выше выступлению генерала Томилова на юбилее Юденича (кстати, именно Томилову бывшим Главнокомандующим был поручен сбор материалов для книги об истории Северо-Западного фронта, но в свет она так и не вышла). Давая свою оценку причин поражения, генерал отмечал, что Главнокомандующий сделал все, что было в его силах, чтобы одержать победу. Но «полководческие дарования генерала Юденича попали в непреодолимо тяжкие условия. Ни своей территории, ни базы не было, попытка опереться на Финляндию не удалась, пришлось базироваться на Эстонию, правители которой считали торжество Белого движения более опасным для самостоятельности Эстонии, чем советская власть в России. Почти никаких средств для ведения военных операций также не было. Была полная зависимость от англичан, на которых Антанта возложила помощь здесь Белому движению, а в правительственных кругах Англии вскоре уже взяли верх тенденции, что интересы ее на Северо-Западе России ограничиваются лишь задачей укрепления самостоятельного бытия лимитрофных новообразований.

Маленькой Северо-Западной армии не по силам, конечно, была задача овладеть и удержать за собой столицу. Вынужденное, жертвенное во имя общих интересов всего Белого движения, внезапное молниеносное наступление ее к самым предместьям Петрограда выполнило задачу отвлечения на себя сил противника: большевики вынуждены были спешно оттянуть с других фронтов к Петрограду до 50-ти тысяч войск, тогда как Северо-Западная армия в это время насчитывала всего 8 000 бойцов…»

Несколько иную характеристику Юденичу давал знаменитый писатель А. И. Куприн. Будучи в Гатчине, он добровольно (вопреки уверениям советских литературоведов) вступил в ряды Северо-Западной Армии, стал редактором ее газеты «Приневский Край». В своей замечательной повести «Купол Св[ятого] Исаакия Далматского» автор «Поединка» и «Юнкеров» писал: «…Формальный глава армии существовал. Это был генерал Юденич, доблестный, храбрый солдат, честный человек и хороший военачальник. Но… генерал Юденич только раз показался на театре военных действий, а именно тотчас же по взятии Гатчины. Побывал в ней, навестил Царское Село, Красное, и в тот же день отбыл в Ревель. Конечно, очень ценно было бы в интересах армии, если бы ген[ерал] Юденич, находясь в тылу, умел дипломатично воздействовать на англичан и эстонцев, добиваясь от них обещанной реальной помощи. Но по натуре храбрый покоритель Эрзерума был в душе – капитан Тушин, так славно изображенный Толстым. Он не умел с ними разговаривать, стеснялся перед апломбом англичан и перед общей тайной политикой иностранцев… Единый вождь в этой особенной войне должен был бы непременно показываться как можно чаще перед этим солдатом. Солдат здесь проявлял сверхъестественную храбрость, неописуемое мужество, величайшее терпение, но безмолвно требовал от генерала и офицера высокого примера…»