Николай Павленко - Царевич Алексей

О том, насколько доверителен был царевич в письмах к духовнику и насколько в то же время он боялся отца, свидетельствует его письмо Якову Игнатьеву, на которое обратил внимание С. М. Соловьев. Письмо это прислано было из Германии, где царевич обучался. Он жалуется на отсутствие у него православного священника, которому мог бы исповедоваться, но просить такого священника у отца боится. «Прошу вашей святыни, приищи священника (кому мочно тайну сию поверить) не старого и чтоб незнаемый был всеми. И изволь ему сие объявить, чтоб поехал ко мне тайно, сложа священнические признаки, то есть обрил бороду и усы, такожде и гуменца заростить или всю голову обрить и надеть волосы накладные. И, немецкое платье надев, отправь его ко мне курьером (такого сыщи, чтоб мог верховую нужду понесть), и вели ему сказываться моим денщиком, а священником бы отнюдь не назывался, а хорошо б безженный, а у меня он будет за служителя, и, кроме меня и Никифора (Вяземского), сия тайны ведать никто не будет. А на Москве, как возможно, сие тайно держи, и не брал бы ничего с собою надлежащего иерею, ни требника, только б несколько частиц причастных, а книги я все имею. Мне он не для чего иного, только для смертного случая, такожде и здоровому для исповеди тайной. А бритие бороды не сомневался бы он лучше малое преступить, нежели души наши погубити без покаяния». (Прим. ред.)

Любопытно отметить, что впоследствии в Европе распространился слух, будто кронпринцесса в 1715 году тайно бежала из России в Америку, в Луизиане вышла замуж за француза, лейтенанта Обера или д’Обана, возвратилась с ним в Европу, несколько лет жила в Иль-де-Франс, потом в Париже и умерла в глубокой старости в Брюсселе. (Прим. ред.)

Набранные курсивом слова поправлены Петром собственноручно. Первоначально было написано: «…добрым способом». (Прим. ред.)

Воспитательница детей царевича Алексея. ( Прим. ред .)

Гарнизон Эренберга состоял из 20 солдат и 1 офицера. (Прим. ред.)

Схоже в общих чертах описывал эту сцену Даун в более позднем донесении императору Карлу VI: когда Толстой стал угрожать царевичу и заявил, что «имеет повеление не удаляться отсюда, прежде чем не возьмет его, и если бы перевели его в другое место, то и туда будет за ним следовать», царевич, «пораженный и смешанный сими словами, обращается ко мне, берет меня за руку и уводит в другую комнату, где рассказывает, что говорил Толстой… и потом спросил: „Если отец вздумает требовать меня вооруженною рукою, могу ли я положиться на покровительство цесаря?“ Я ему отвечал, что он не должен обращать внимание на эти угрозы; что хотя его величество с удовольствием будет видеть их примирение, но если он не считает безопасным возвратиться, то положился бы на покровительство его величества, который довольно силен, чтоб защищать принимаемых им под свою протекцию во всех случаях…» Отличия в версии Дауна объясняются прежде всего тем, что в тот момент, когда он писал свое донесение (уже после возвращения царевича в Россию), австрийский двор стремился подчеркнуть, что царевич покинул пределы Австрийской империи совершенно добровольно. Если же вчитаться в письма Толстого (см. ниже), то легко увидеть, что роль вице-короля в деле выдворения царевича была не слишком благовидною. ( Прим. ред .)

По мнению Н. Г. Устрялова, П. П. Шафирову. (Прим. ред.)

В подложном письме А. И. Румянцева,

Известно, что в Россию Евфросинья прибыла в апреле 1718 года еще беременной. Когда именно и как она разрешилась от бремени, неизвестно. Первый допрос ее был через месяц после прибытия в Россию, около 12 мая. ( Прим. ред .)

По-видимому, речь идет об обличении Я. Ф. Долгоруким «Казанья» рязанского митрополита Стефана Яворского (об этой проповеди и реакции на нее Петра речь шла в первой главе книги). (Прим. ред.)

По показаниям Степана Глебова, его жена. (Прим. ред.)

Монастырский человек Яков Стахеев, живший в Москве. (Прим. ред.)

Как отмечает. Н. Г. Устрялов, из росписи о ссылке по розыскным делам следует, что Федор Журавский сослан на каторгу в вечную работу. ( Прим. ред .)

В 1718 году Пасха пришлась на 13 апреля. (Прим. ред.)

Дон Карлос (1545–1568), наследник испанского престола, находился во враждебных отношениях с отцом Филиппом II (годы правления 1556–1598) и умер в заключении. Его участь послужила сюжетом для многих произведений, в том числе одноименной трагедии Ф. Шиллера, оперы Дж. Верди и др. ( Прим. ред .)

Тем не менее эти показания царевича «не для розыска» были использованы в приговоре суда 24 июня: «…и по последнему от 22 июня сего году собственноручному письму явно, что он, царевич, не хотел с воли отца своего наследства прямою и от Бога определенною дорогою и способы по кончине отца своего государя получить; но, чиня всё ему в противность, намерен был против воли его величества по надежде своей не токмо чрез бунтовщиков, но и чрез чужестранную цесарскую помощь и войска, которые он уповал себе получить, и с разорением всего государства и отлучением от оного того, чего б от него зато ни пожелали, и при животе государя отца своего достигнуть». (Прим. ред.)

Современные зарубежные исследователи пишут об этом с большей определенностью. По сведениям, приведенным в статье П. Бушковича (см.: Родина. 1999. № 9), барон Гертц в своих инструкциях шведскому ставленнику в Польше Станиславу Понятовскому сообщает о том, как в августе 1717 года французский офицер Дюре привез ему письмо на русском языке с подписью царевича Алексея Петровича и с просьбой к Швеции о защите. Гертц считал для Швеции целесообразным предложить Алексею армию для похода в Россию. Понятовский и был намечен для контактов с царевичем. Однако он опоздал: через несколько недель царевич отправился на родину. Барон фон Мюллерн, шведский министр иностранных дел, писал Гертцу весной 1718 года, когда Алексей находился в застенке: «Я надеюсь, то, что, по вашим словам, было сделано для царевича, будет благоприятно для нас, пока он остается в живых». ( Прим. ред. )

Публикуемые письма напечатаны в шестом томе «Истории царствования императора Петра Великого» Н. Г. Устрялова в 1859 году. Специально для настоящего издания переведены с немецкого Б. П. Григорьевым.

Как и прочие, написано рукой царевича. Вероятно, адресовано какому-то иному лицу, а не Шёнборну, который упоминается в письме как «добрый друг». ( Прим. ред .)